05 мар 2024
614
В конце августа 2023 года Марина Брусникина стала новым главным режиссёром Российского академического молодёжного театра. По её словам, предложение Алексея Бородина занять эту должность стало для неё большой неожиданностью. Однако творческий путь известного педагога и режиссёра подсказывает, что назначение вполне закономерно: многие спектакли Марины Брусникиной говорят о проблемах молодых людей, она остаётся художественным руководителем театра «Практика», аудиторию которого также составляет преимущественно молодёжь, преподаёт в Школе-студии МХАТ. О детском и юношеском театре, а также о преподавании и репертуарной политике «Практики» и РАМТа Марина Брусникина рассказала Марии Музалевской и «Театральному журналу».

Мария Музалевская: Марина Станиславовна, Вы вступили в должность главного режиссёра РАМТа 25 августа, а 11 сентября вышел спектакль «Здесь дом стоял» о старшем поколении актёров этого театра, который во многом посвящён памяти, в том числе памяти о детстве. Почему Вам было важно поговорить об этом?

Марина Брусникина: В РАМТе есть люди, которые много времени, сил и таланта потратили на РАМТ. Мне хотелось, чтобы они заговорили о себе и чтобы их услышали. Инициатива поговорить со взрослыми артистами театра исходила от молодого актёра Вити Панченко. Мне понравилась идея показать их жизнь через вещи, через квартиры, через переезды, подумать, как через быт мы приходим к пониманию пространства нашей жизни. Появился азарт, а в процессе работы возникла схема вопросов, по которым легче всего было получить наибольшее количество информации. И тут куда без детства, потому что оно, конечно, нас всех объединяет. Я с удивлением поняла, что у абсолютно разных людей, которые выросли в абсолютно разных частях нашей огромной страны, так много общего.

М.М.: Сейчас вы планируете новую постановку в РАМТе по роману Ивана Шмелёва «Лето Господне», где повествование будет идти от лица семилетнего мальчика. На какую возрастную аудиторию рассчитан спектакль и почему Вы выбрали это произведение?

М.Б.: Я понимаю, что существуют установки 6+, 12+, 16+. Но моя внутренняя установка, наверное, всегда одна: я не отношусь к человеку в пять лет как к маленькому человеку. В детстве мы, может быть, воспринимаем мир даже глубже, интереснее и разнообразнее, чем потом, когда вырастаем. Отношение к детям как ко взрослым людям – это то, во что я верю, за что я держусь. И мне нравится РАМТ подходом Алексея Владимировича Бородина, когда с детьми всех возрастов разговаривают как с равными людьми. «Лето Господне» – это книга воспоминаний о детстве и это, безусловно, семейный материал 12+ и дальше. Это одна из моих самых любимых книг, про которую я давно думаю. Она попадает в меня, наверное, на генном уровне.

Мороз Красныи нос_Женя Потах_пресс-служба театра Практика.jpg
Сцена из спектакля «Мороз, Красный нос», театр «Практика». Фото Жени Потах

М.М.: В настоящее время все, в том числе и дети, перенасыщены впечатлениями и возможностями для досуга. Становится ли в таких условиях театр менее интересным подрастающему поколению?

М.Б.: Во всех театрах детские спектакли продаются очень неплохо, скажем так. И я думаю, что ничего со временем не изменилось. Как раньше, так и сейчас, кому-то из детей интересно, а кому-то – нет. Возможно, удобнее лежать дома на диване и играть в компьютерные стрелялки, но это не отменяет театра в жизни. Всегда интересно собраться и пойти посмотреть на живых людей. Мне кажется, театр – это особый вид искусства, который до нас не умер и сейчас вряд ли умрёт, и детский зал не пустеет, хотя поколения меняются.

М.М.: А сейчас, когда Вы пришли в РАМТ в качестве главного режиссёра, Вам бы хотелось поставить здесь детский спектакль?

М.Б.: Конечно, мысли в эту сторону идут. Я знаю большое количество непоставленных произведений, которые я люблю. Я была бы счастлива, если бы я или кто-то другой их поставил. Мне очень нравится, что РАМТ – это именно театр молодёжный, детский. Здесь постоянно идет поиск материала для разных возрастов. Сейчас, например, мы понимаем, что в следующем году обязательно нужен какой-то дневной спектакль 6+. А я с удовольствием работаю с произведениями для детей. Например, один из моих любимых спектаклей – это спектакль «Ай да Пушкин!», который шёл в «Сатириконе».

М.М.: Уже пять лет вы занимаете должность художественного руководителя «Практики». Как проходит выбор материала для спектаклей? О чём Вам важно говорить с молодым зрителем, учитывая, что основной аудиторией «Практики» считаются люди 25–35 лет?

М.Б.: Ну, 25–50; скажем так, – выросли. А театру «Практика» на самом деле уже 18 лет. Мне кажется, в театре вообще важно стараться говорить честно. В «Практике» есть определённая направленность – современные тексты, и эти тексты зачастую острые. Понятно, что в театре идут разные спектакли, в том числе детские, спектакли по более классическому материалу. Например, «Поле» по Чингизу Айтматову, «Бабушки» Светланы Земляковой.

Мы учитываем материал, автора, тему, которые могут интересовать конкретное поколение наших зрителей. И, исходя из этого, понимаем, что, допустим, мы можем себе позволить какой-то очень хулиганский эксперимент, потому что наш зритель на это пойдёт. Молодёжь ведь действительно ходит на такое и видит в «Практике» то, чего не видит в больших театрах.

Поле_Александр Куров_пресс-служба театра Практика.jpg
Сцена из спектакля «Поле», театр «Практика». Фото Александра Курова 

М.М.: Как Вы сказали, «Практике» уже 18 лет. РАМТ работает уже более века, и здесь можно встретить людей, которые посещают театр много десятилетий. Как работать со взрослеющим зрителем и сохранять аудиторию?

М.Б.: Не обманывать никого, делать спектакли качественно. Люди смотрят, им нравится, они приходят снова. Это касается всех театров. Но в «Практике» точно работает сарафанное радио. А в РАМТе, конечно, работает время, потому что действительно очень много поколений зрителей пришли сюда ещё детьми. Потом они выросли, привели своих детей, а эти дети – уже своих. Но приходят именно сюда, а не куда-то, потому что здесь получают то качество, те темы и ту честность, которые важны именно для них. Только так, и никак иначе.

М.М.: То есть нужно работать, думая о будущем, о зрителях, которые потом придут в театр со своими детьми?

М.Б.: Да нет, прежде всего нужно работать честно. Например, РАМТ – это огромный корабль, это целая система, которая направлена на то, чтобы зритель приходил сюда как к себе домой. В РАМТе очень много программ, которые привлекают зрителя и воспитывают его, скажем так, параллельно с репертуаром. Я вот только сейчас начинаю вообще понимать, сколько же тут всяких детских клубов и лабораторий. Здесь очень бурная жизнь, всё вокруг привлекает внимание.

В «Практике» за те пять лет, что я там работаю, мы тоже очень много сделали для того, чтобы не терять наших зрителей и привлекать новых. А это зависит от всего: как ведутся соцсети, какие проходят лаборатории, какие дискуссии разворачиваются вокруг спектаклей. Чтобы быть интересными, всё время нужно придумывать что-то новое, всё время звучать и быть в повестке дня. Мы используем для этого любые возможности, постоянно вступаем в разные коллаборации. Например, сейчас мы сотрудничаем с факультетом креативных индустрий Высшей школы экономики.

Знаете, меня удивляет, когда люди говорят: «Ой, это не сработает, это ничего не даст». Но вы попробуйте, это не даст, и это не даст, а вкупе с чем-то – даст и сработает. Просто нужно делать движения. Но, в принципе, ты уже точно знаешь, что надо и что не надо делать.

М.М.: Что точно не надо?

М.Б.: Сидеть и ничего не делать, надеяться, что оно как-то само собой сложится. Ну и должна быть энергия. Вот и всё. Как только энергия уходит, а она периодически, конечно, уходит, надо её каким-то образом подстёгивать.

М.М.: А что вам помогает подстёгивать энергию?

М.Б.: Я меняю задачи, меняю места работы. Это даёт адреналин.

М.М.: Сейчас у вас три основных места работы – РАМТ, «Практика» и Школа-студия МХАТ. В РАМТе вы только входите во все его внутренние процессы на новой должности. А это всегда безумно сложно. Как вы справляетесь с таким объёмом работы? Как делите обязанности с Алексеем Владимировичем?

М.Б.: Да, это сложно. Спасение только в том, что я пришла в РАМТ в тот момент, когда здесь уже был более-менее сформирован сезон, и в «Практике» он тоже был готов. Но всё равно, конечно, я всё время нахожусь в ситуации контроля возникающих идей, проектов, всяких встреч. Это всё происходит параллельно, что непросто. Но я никогда в жизни просто в этом смысле не жила. И никогда не было такого, что я работала только в одном месте, я всегда работала в нескольких местах параллельно. И как-то уже привыкла.

М.М.: А вы уже планируете, что будете делать дальше, в следующем сезоне?

М.Б.: Посмотрим, как оно будет. Как-то жизнь сама решит.

М.М.: Как-то в интервью Вы отметили, что идёте по жизни, особо не строя планов, а Ваше комфортное состояние — ехать без цели. Это уже определённый навык — отдаваться течению?

М.Б.: С одной стороны, да. С другой — вот сейчас же я совершила поступок. Я так говорю, но, конечно, я совершаю поступки. И совершаю их в какой-то своей логике. Например, сейчас я закрыла одну страницу и открыла другую. Что такое — уйти из театра после 40 лет работы в нём и прийти в РАМТ, каким бы родным для меня он не стал за 10 лет? Конечно, люди, которые здесь работают, уже близки и дороги мне, но я всё равно лишилась своей среды, своего круга. Я это особенно ощущаю сейчас, когда я себя выдернула из МХТ. Но это важно, нужно и полезно делать в жизни. Мне так кажется, но я могу ошибаться.

М.М.: Я согласна, что долгое нахождение в так называемой зоне комфорта расслабляет. Это мешает развиваться с той скоростью, с которой можно развиваться, если выдёргивать себя из привычных условий.

М.Б.: Ну, может быть. По крайней мере ситуацию с «Практикой» я вообще не планировала. Но эти пять лет стали для меня мощнейшим периодом во всех качествах — и как организатора процесса, и как режиссёра. Потому что я оказалась в совершенно другой среде, у меня появились другие возможности. И сейчас я уже вижу результат: по прошествии пяти лет мы не просто продолжаем жить, но мы всё ещё интересны. Я рада, что это так.

М.М.: Возвращаясь к «Практике», хочу отметить, что прошлый сезон театр закончил спектаклем «Когти в печень, никто не вечен» Сергея Карабаня, а этот начал с «Расскажи мне про Гренландию» Юрия Квятковского. То есть спектаклями, которые говорят о школьных вопросах и проблемах. Это случайность, или повлиял Год педагога и наставника?

М.Б.: В прошлом сезоне про Год педагога и наставника я точно не думала, а в этом уже думала. «Гренландия» – это очень острая, однако правдивая история, потому что была была написана по газетной статье. Это достаточно жёсткий материал, который, безусловно, находится в традициях русского театра, потому что, например, моё поколение росло на пьесах Разумовской и Ремеза о молодёжной жестокости. Но «Гренландию»” мы собираемся уравновесить «Чужими письмами», которые у нас дальше по плану. Сейчас, когда мы все находимся в открытом доступе, довольно трудно объяснить, почему читать чужие письма нельзя. Но такие разговоры про интеллигентность и поступки людей поднимать важно. И для меня так же важно, что «Гренландия» и «Чужие письма» — такие разные, а идти будут в одном театре.

Расскажи мне про Гренладнию_Дарья Нестеровская_пресс-служба театра Практика.jpg
Сцена из спектакля «Расскажи мне про Гренландию», театр «Практика». Фото Дарьи Нестеровской

М.М.: В «Гренландии» я ожидала увидеть обычную историю со счастливым концом о том, как молодая учительница налаживает отношения с трудными подростками. Но всё оказалось иначе.

М.Б.: Довольно сложно, чтобы всё было хорошо. Так не бывает. Нам так только может казаться. Или мы можем делать вид, что всё хорошо, или не обращать внимания на плохое. Но нельзя не обращать внимания на такие вещи, потому что их не должно быть. Как они исчезнут, если об этом не говорить и не решать проблемы?

М.М.: Хочу поговорить о преподавании. Насколько знаю, вы преподаете с 1988 года?

М.Б.: Я сразу после института осталась преподавать. В 1988 году официально устроилась в Школу-студию МХАТ, а до этого преподавала в ГИТИСе с 1982 года.

М.М.: Чем вам интересно преподавание?

М.Б.: Я бы всю жизнь только преподавала, если бы судьба не обернулась иначе. Это то, что я люблю. Я люблю, когда вокруг много молодых людей, которым ты можешь помочь как-то понять себя, открыть для них то, что ты знаешь, а они – нет. Например, то, что касается литературы, культуры, умений, жизненных установок в профессии. Педагогика замечательна тем, что ты можешь отдавать. Самое ужасное, как мне кажется, когда люди понимают, что не знают, куда деть то, что в них накопилось. Очень многие же приходят в педагогику с возрастом, с опытом, потому что нажитым надо делиться. А тут так получилось, что я, будучи ещё совсем молодой, пошла преподавать. Мои ученики были заочниками в ГИТИСе, старше меня – весело очень было. Я очень люблю эту профессию: в ней столько всего интересного, прекрасного!

М.М.: А режиссура — это тоже отдавать?

М.Б.: Да, это похоже, но это — разное. Режиссура — создавать какой-то мир, твой мир, в который ты должен всех включить. Это сложнее, здесь нужно заразить, убедить. В режиссуру, конечно, входят педагогические задачи, но плюс ещё что-то.

М.М.: Вы отметили, что в целом зрители не меняются со временем. А вы замечали разницу между сегодняшними студентами и студентами, например, 20 лет назад?

М.Б.: Конечно, студенты меняются. Например, сегодня они меньше читают книг и поэтому знают чего-то меньше, но гораздо больше знают чего-то другого, потому что больше читают бесконечное информационное поле. Они лучше разговаривают, чем молодёжь раньше, потому что у них более развит навык общения. Но по своей сути всё равно никто не меняется.

М.М.: Сейчас Вы набрали новый курс. Как Вы успеваете справляться ещё и с этой нагрузкой?

М.Б.: У меня много замечательных помощников. Конечно, я провожу личные занятия со студентами, но при этом моя функция — в основном кураторская. Особенно на первом курсе, пока ещё нет отрывков.

М.М.: Большой ряд ваших спектаклей посвящён молодым женщинам, которые пытаются понять, как и для чего жить. Взять хотя бы последние спектакли – «В кольцах», «Полярную болезнь», «Грех да беда на кого не живёт», «Поле». Спектакли относятся к разным периодам истории, включая современность, но затрагивают проблемы, с которыми мы сталкиваемся здесь и сейчас. Почему Вам интересно говорить об этом?

М.Б.: Я в какой-то момент подумала: а чего стесняться? Нас, женщин-режиссёров, не так уж много. Кто будет говорить о нас, если не мы? Я не ставлю себе задачи делать спектакли только про женщин, но так получается. И ещё я всегда думаю про актрис, которых очень много. Поскольку я сама в прошлом артистка, я понимаю, как важно играть, как важно реализовываться. Если я могу дать им ещё какую-то интересную работу, то почему бы и нет?

В кольцах_Полина Назарова_пресс-служба театра Практика.jpg
Сцена из спектакля «В кольцах», театр «Практика». Фото Полины Назаровой

М.М.: А сможете выделить любимый спектакль среди своих работ?

М.Б.: Они мне дороги все, безусловно. Каждый спектакль – это определённый этап моей жизни, моего развития. «Пролётный гусь» в МХТ был первым спектаклем, и он так выстрелил, что до сих пор идёт и «стреляет». Но дальше возникали вещи, без которых я была бы не я. Это «Письмовник» в МХТ, «Лада, или Радость», «Кот стыда», «Дни Савелия» в РАМТе, «Небылицы» в «Современнике», «Прыг-скок, обвалился потолок» в Театре Наций, всё, что я сделала в «Практике», например «Мороз, Красный нос», «Поле», «В кольцах», «Человек из Подольска», «Серёжа очень тупой». Очень интересным и важным опытом для меня было «Дворянское гнездо , когда я в первый раз сделала классику, как считалось, классическим путём. Ещё я очень люблю «Деревню дураков», которая тоже шла в МХТ. Видите, как много всего перечислила, могу ещё больше перечислить. Ещё кого-то могла обидеть, не назвав. А для меня все мои спектакли очень дороги и важны.

М.М.: Хочу спросить про работу художественного руководителя. В «Практике» с одной стороны, вы должны ставить свои спектакли, с другой стороны — следить за репертуаром театра. Как это происходит?

М.Б.: Здесь много, конечно, всяких задач. Нужно не только следить за репертуаром. Существуют проблемы выбора, отбора, договоров, придумывания всяких проектов вокруг спектаклей. Но я не одна, рядом со мной очень хорошая команда. Я имею в виду своих помощников, в том числе Юру Квятковского. Также очень помогают Сергей Щедрин, Алексей Розин – и вообще вся взрослая Мастерская Брусникина. Понятно, что и Школа-студия – это тоже огромная подпитка для «Практики» в смысле ребят. И плюс команда нашего директора Елены Кузьмаковой, которая тоже очень хорошо работает. Как-то всё, слава богу, у нас совместно живёт и бурлит.

Раньше я была очень категоричной, но как только я стала художественным руководителем, изменилась. Допустим, я люблю вот такой театр, но есть и другой, который нравится очень многим людям. Иногда я «умираю» на спектакле, не могу его смотреть, а он раскупается за один день. Поэтому я стала гораздо толерантнее. Я стараюсь не вмешиваться в чужую работу, доверять режиссёру и команде, а в крайнем случае могу аккуратно что-то сказать, посоветовать. Художественное руководство – это конечно, очень большой жизненный опыт для меня.

М.М.: А как вы отбираете спектакли и режиссёров для «Практики»?

М.Б.: Один из путей – заявки. Второй путь — это, конечно, лаборатории. И лаборатории не только в «Практике», а лаборатории вокруг. Ты вникаешь в контекст, знакомишься с именами, которые начинают звучать, и понимаешь, что этих людей было бы хорошо пригласить к нам.
Также, когда ты планируешь репертуар, ты знаешь, что нужен хит. Грубо говоря, хит – это спектакль, который будет хорошо продаваться, хорошо пойдёт. Спектакль может стать хитом благодаря материалу или благодаря имени режиссёра. Конечно, у нас есть задача работать с молодыми, открывать новые имена. Здесь есть риски, получится спектакль или нет. Но, например, у этого режиссёра есть своя публика, или, глядя на другие его работы, ты понимаешь, что он справится.

Также Мастерская Брусникина устраивает питчинги. Там тоже проходит отбор материала и режиссёрских предложений, которые потом можно взять. Плюс у нас есть резиденты. Они тоже что-то предлагают, а мы выбираем из этих предложений. Таким путём, например, появился «Вавилон» театра «Эскизы в пространстве» – премьера, которая состоялась только что в декабре и которая исследует место человека в большом городе.

М.М.: А как выстраивается репертуар в РАМТе? Есть отличия «Практики»? Откуда берутся идеи и материалы, как выбирают режиссёров?

М.Б.: Здесь есть лаборатория, куда приглашают режиссёров. Сейчас, например, выпускается спектакль, который из неё возник, – «Ленинградские сказки» Филиппа Гуревича. В настоящий момент мы выбираем тему следующей лаборатории, а также думаем, какие есть режиссёры, которые могли бы сделать семейный спектакль, у кого есть опыт, кто с таким делом уже справлялся.

Сейчас я читаю всё, что приносят, что присылают. Например, автор может быть отличным, а инсценировка по его произведению не сработает. А другой материал может быть неожиданным для данного театра, но из него получится прекрасная инсценировка. И вот как-то так, из сравнительного анализа одного с одним, другого с другим понимаешь, с чем можно работать. Плюс в РАМТе есть чёткая постановка задач. Алексей Владимирович и театр планируют, что они могут сделать в этом сезоне, и намечают ориентиры на следующий – какой темой мы будем заниматься, каким пластом литературы. Потому что невозможно объять необъятное.
Я ушла из МХТ, но осталась там в лаборатории «АРТХАБ», где я тоже вижу новые имена, собираю информацию. Я не так много смотрю, сколько хотелось бы, из-за объёма работы. Но я общительный человек, вокруг меня очень много молодёжи, которая держит меня в курсе того, что ей сейчас интересно.

М.М.: Говоря о детях, молодом поколении и воспитании, хочется задать Вам личный вопрос. Вы являетесь примером женщины, которая смогла построить успешную карьеру и сохранить семью. Как Вам это удалось?

М.Б.: Я вышла замуж в восемнадцать лет, и мне очень повезло с мужем. Никаких приоритетов я никогда не выстраивала и карьеру специально не строила. Я просто жила очень интересной жизнью. Конечно, творчество занимало практически всё наше время, но в семье была любовь, было понимание, рядом были очень хорошие родители, которые помогали нам с сыном. Мне трудно что-то советовать. Мне не кажется, что я делала что-то осознанно в этом смысле. Но как я всё время работала параллельно в нескольких местах, так и в жизни всё было как-то параллельно.

М.М.: А своим внукам Вы прививаете интерес к театру?

М.Б.: Да, но со старшим даже переборщили. Так часто таскали его в театр, что сейчас он наотрез отказывается что-то смотреть. Но у него уже и возраст подростковый. А маленький только начинает ходить по театрам, ему нравится. Он и в театральный кружок ходит в детском саду.

М.М.: А Вам хотелось бы, чтобы внуки тоже занимались профессионально творчеством? Насколько знаю, Ваш сын работает в кино.

М.Б.: Ну, как хотелось бы? Я хочу, чтобы все были живы, здоровы, счастливы и выбрали ту профессию, в которой они бы состоялись. Просто так устроен мир, что ты можешь помочь в той области, которой ты занимаешься. Я ничем, например, не смогу помочь в каком-нибудь другом производстве. Но выбор, конечно, за ними. Тут вообще без вариантов: кто кем хочет, тот тем и должен быть, должен сам себя найти, выбрать работу, на которую будет ходить с удовольствием.
Авторы
Мария Музалевская

смотрите также

Интервью с художником по гриму театра и кино, набирающим мастером кафедры сценического грима в ГИТИСе Евгенией Малинковской

Матвей Михайлов
01 апр 2024
212

Интервью с художественным руководителем Театра им. Вл. Маяковского, режиссёром Егором Перегудовым

Екатерина Кострикова
27 фев 2024
741