«Скучно быть актрисой одного режиссёра»

В мае на Основной сцене МХТ им. А. П. Чехова состоялись две премьеры подряд: «Двадцать дней без войны» Марины Брусникиной и «Жил. Был. Дом» Константина Хабенского. В обеих постановках занята Светлана Колпакова — многоплановая актриса, сочетающая в себе талант комедийной, драматической и острохарактерной артистки, с невероятно лёгким и светлым обаянием. Разговор со Светланой о ролях в премьерных спектаклях стал поводом для большого и подробного разговора о театре, жизни и профессии.
Светлана Бердичевская: В этом году исполняется двадцать лет, как вы служите в Московском Художественном театре.
Светлана Колпакова: Зачем вы мне так сразу это сказали? (Смеётся.) Мне в этом году исполнилось сорок лет, и, на самом деле, все мои мысли в последнее время вокруг этой цифры. Недавно сын меня спросил: «Мама, а ты уже полжизни прожила?» Я говорю: «Надеюсь, что нет». А он: «Как повезёт? На удачу?» Я говорю: «На удачу!»
С. Б.: Сорок лет и, как ни крути, половина из них — в МХТ.
С. К.: Что театр? Главное, сама жизнь так быстро проходит. Поезд мчится. Мне казалось в своё время, что в институте четыре года пролетели, а вы сейчас озвучили про двадцать лет, и страшно стало. Скоростное движение, понимаете — «Сапсан».
С. Б.: На сайте МХТ висит ваше маленькое интервью за 2014 год, которое вы давали пресс-службе театра. И там был вопрос: какой вы себя видите через десять лет? Вы ответили: «Мне бы хотелось быть востребованной актрисой и, конечно же, мамой».
С. К.: Класс!
С. Б.: То есть всё по плану? Тогда повторим: какой вы себя видите ещё через десять лет?
С. К.: Ещё раз мамой! И так же хотелось бы остаться востребованной в профессии. Вы знаете, у меня никогда не было цели стать известной, но всегда было желание много работать. Я всегда много училась: школа, куча кружков, институт. Я и в аспирантуру пошла не потому, что мне хотелось быть педагогом, а просто потому, что боялась, что после окончания ВУЗа в театре буду играть в массовке и сидеть без дела. Но ничего такого, к счастью, не произошло. Все страхи развеялись. Олег Павлович Табаков сразу нагрузил меня работой. Только с появлением ребёнка ценности изменились. Я даже радуюсь, если меня не утверждают куда-то, потому что понимаю, что это время я могу провести с семьёй, с сыном.
С. Б.: Знаю, что многие актрисы, когда становились мамами, многое пересматривали в профессии, что-то они не могли уже себе позволить. Для кого-то при выборе материала и роли становилось важным мнение ребёнка: что скажет он, когда посмотрит.
С. К.: Нет, такого у меня нет. На сцене я никогда не была скромна. Я здесь могу гораздо больше, чем в жизни, здесь меньше комплексов. Но скажу точно: с появлением ребёнка приоритет для меня стал очевиден. Между работой и семьёй я выберу семью.
С. Б.: В ваш персональный юбилейный год в МХТ на Основной сцене случилось две премьеры подряд с вашим участием: «Двадцать дней без войны» Марины Брусникиной и «Жил. Был. Дом» Константина Хабенского. Поговорим сначала про постановку по культовому киносценарию Константина Симонова. По нему Алексей Герман снял художественный фильм, где главные роли исполнили Юрий Никулин и Людмила Гурченко. Такой мощный бэкграунд у материала мешал или помогал в работе над образом Нины? Чувствовали ли вы рюкзачок ответственности?
С. К.: Вот вообще никакого рюкзачка не было, вы не поверите! Я люблю этот фильм, хотя, вероятно, он нелёгок для восприятия из-за своих длиннот. Но это грандиозная работа двух великих артистов. И у меня не было никакого «рюкзачка», потому что у нас полярные актёрские природы с Людмилой Марковной. Тем более что кино и театр — всегда разные визуальные прочтения. А ещё это вопрос доверия к режиссёру. Марине Станиславовне я доверяю абсолютно, тем более в жанре литературного театра. Я просто была с ней на одной волне в тех обстоятельствах и задачах, которые она предложила. Сейчас я чувствую, что для меня это совершенно особенная роль.
С. Б.: С Иваном Волковым, сыгравшим Лопатина, как сложились партнёрские отношения?
С. К.: Замечательно! Таким артистам, как Ваня, мне кажется, особо играть ничего не надо. Он невероятно большой артист, в котором природа чего-то очень закрытого, серьёзного сочетается с чем-то очень тёплым и нежным. И он настоящий интеллигент. Так не сыграть: им надо быть.
С. Б.: Порода!
С. К.: Да, да, порода! Хорошее слово. Мне ведь с его папой — Николаем Николаевичем Волковым — немного удалось соприкоснуться. Я когда училась в Щуке, он был приглашённым педагогом на нашем курсе и делал со мной отрывок из пьесы Островского «Свои люди — сочтёмся». Я была совершенно очарована им — его особенностью, непохожестью ни на кого. Кстати, Ваня мне рассказывал, что Николаю Николаевичу предлагали играть роль Лопатина. А Ваня, в свою очередь, очень похож на папу. По манере, да и внешне с возрастом всё больше его напоминает.
С. Б.: «Жил. Был. Дом» — достаточно бытовая история, которую написал модный писатель Александр Цыпкин, поставил худрук МХТ Константин Хабенский, а сыграли звёзды театра, среди которых Игорь Верник, Ирина Пегова, Павел Чинарёв, Виктор Хориняк, Кристина Бабушкина. В одной из девяти новелл вы играете жительницу квартиры номер 20, Марину, которая мирится с мужем после нескольких лет расставания.Какие ощущения от работы?
С. К.: Я в любых обстоятельствах и в любом предложенном материале всегда стараюсь делать по максимуму, как бы банально это ни звучало. Здесь непростая драматургия: девять разных историй, объединённых общим финалом. Моя новелла длинная и как будто бы даже бессобытийная, и актёрски это было для меня сложнее, чем роль в симоновской истории. То есть актёрских и душевных сил, терзаний ушло во время работы гораздо больше, потому что я должна была разобрать материал «по школе», нарастить для себя дополнительные смыслы и двигаться внутри моей конкретной истории. И я продолжаю двигаться, как мне кажется. Всё пока в процессе. Останавливаться нельзя, надо искать, искать…
С. Б.: Кстати, для меня, например, там случилась потрясающая работа у Павла Ворожцова. У него уникальная, конечно, комедийная природа. Я смеялась до слёз!
Вообще, Московский Художественный театр — это дом? Существует ли для вас в принципе понятие театра-дома?
С. К.: Театр для меня не дом, нет. Это место вдохновения, удовлетворения, восторга, работы. Но именно придя домой, я буду с мужем обсуждать это место.
С. Б.: Сын участвует в обсуждениях?
С. К.: Пытается! Он недавно сам стал предметом нашего обсуждения с мужем. (Смеётся.) Марина Станиславовна мне сказала: «Я тебя умоляю, Колпакова, возьми сына на роль своего ребёнка в спектакле „Двадцать дней без войны“. Он идеально подходит по возрасту (6 лет), к тому же вылитый ты!» Но я начала сопротивляться, так как была уверена, что сыну это будет неинтересно и он станет скучать. Однажды я брала его в театр на репетицию детского рождественского концерта. Есть у нас такая традиция, когда дети актёров участвуют в спектакле и находятся на сцене. После первой репетиции он однозначно сказал, что это страшная скукотища и он больше не придёт. Поэтому-то я и была уверена, что из этой затеи ничего не выйдет. Но здесь сын согласился и удивительным образом всё вытерпел: плотные репетиции в течение недели и премьеру.
С. Б.: Так что, мама, пожалуйста, детские рождественские вечера оставьте для кого-нибудь другого.
С. К.: Да. Я подумала тогда: у человека есть вкус, он понимает, в чём ему надо участвовать.
С. Б.: Вы говорили неоднократно в интервью, что для вас распределение на роль Елены Андреевны (в спектакле Дениса Азарова «Дядя Ваня». — Прим. ред.) было полной неожиданностью. Режиссёр как-то аргументировал свой выбор?
С. К.: Когда была первая репетиция, я спросила: «Ответьте мне только на один вопрос: почему я? У нас будет какое-то решение?» Я-то всё про себя понимаю — характерная героиня. И если я Елена Андреевна, то должна быть какая-то концепция. Но Денис сказал: «Я тебя вижу, это ты. Вот она такая, обычная женщина». Мне казалось, что Елена Андреевна должна быть красивой, утончённой, а я, например, недостаточно худая для неё. Но здесь меня выручила самоирония. Однажды Константин Юрьевич Хабенский очень помог. Я ему говорю: вот, мол, у Чехова Елена Андреевна холодная, в ней русалочья кровь. А он отвечает: «Да, ты русалка. Но ты русалка с мощным хвостом, которая им всех по щекам бьёт». Смешно!
В общем, это было нелегко. В институте мне мой мастер, Михаил Борисович Борисов, всегда говорил: «Ты можешь всё сыграть, но нужен режиссёр, который придумает всё очень конкретно». У Константина Богомолова, например, я сыграла много разных ролей, но у него всегда были чёткие вводные: зачем, для чего и как существовать актёру в материале. В работе с Богомоловым ты как бы несвободен, ты можешь что-то предлагать, но только в данном, конкретном рисунке — освобождаться внутри него. Очень часто не хочется ничего предлагать, потому что задачи режиссёра точны и интересны. Но и свободой, которую даёт тебе режиссёр, тоже надо уметь пользоваться.
С. Б.: Какой, на ваш взгляд, получилась эта работа по Чехову?
С. К.: Сложный вопрос. Я как-то прочитала у Виктории Токаревой, которую я люблю, что несмотря на то, что она видела огромное количество постановок по Чехову, ни одна из них не была точна. Чехова, по её мнению, лучше просто читать. Возможно, в какой-то степени я могу согласиться…
С. Б.: Пьесы всё-таки не для чтения. Они пишутся целенаправленно для театра, и там заложено сценическое дыхание. Станиславский вспоминал, как актёры МХТ старались получить от Чехова указания об исполнении пьесы «Дядя Ваня». По словам Станиславского, Чехов не раз бывал на репетициях, и актёры пользовались каждой возможностью поговорить с автором, чтобы получить его комментарии. Однако Чехов чаще всего ограничивался кратким пожеланием — заглянуть в текст пьесы и просто прочитать.
С. К.: Скажу одно: было непросто, потому что именно здесь присутствует мощный бэкграунд и тот самый рюкзачок ответственности, о котором мы говорили в начале. Рюкзачок этот тяжёлый, походный (смеётся), и поэтому я каждый раз к этому спектаклю готовлюсь как к полёту в космос. Начинается спектакль, ты вдруг начинаешь чувствовать то самое дыхание зала, его энергию — разбег и полёт. И все выдыхают: «Господи, спасибо! Сегодня вроде ничего». Как-то от этого заряжаешься.
С. Б.: Когда смотришь на список театральных режиссёров, с которыми вы работали, понимаешь, что он грандиозен: Богомолов, Яковлев, Брусникина, Чусова, Каменькович, Писарев, Франдетти, Серебренников, Кобелев… Вы с каждым находите общий язык, многие из них приглашают вас снова в свои работы. Это школа Щукинская такая? Или ваша внутренняя свобода, гибкость, пластичность?
С. К.: Говорите-говорите. (Смеётся.) Я всегда была очень жадной до профессии и всегда хотела и хочу в себе что-то новое всковырнуть. Это скучно — всё время быть актрисой одного режиссёра. Я могу работать в разных жанрах, в разных эстетиках, и классно, что режиссёры повторно меня зовут. Например, с Женей Писаревым я несколько раз работала: в «Примадоннах», в «Пиквикском клубе». Я его обожаю. Работать с такой острой формой сегодня практически никто не может. И с Костей Богомоловым я работала много раз. С ним непросто, но очень интересно. Он один из немногих, кто способен вскрыть в актёре что-то новое, не изведанное им самим.
С. Б.: Это очень распространённое выражение: «Режиссёр увидел во мне что-то другое, вскрыл во мне новое». А как это происходит?
С. К.: В работе над ролью Богомолов ставит неожиданные задачи. Он тоже ищет. Вот монолог Нины Заречной в его «Чайке», например. Как его делать? Он говорит: «Попробуй как Доронина». Делаю. Не то. «Теперь попробуй, как будто ты слегка выпила. А теперь как будто много выпила…» Но это очень сложно объяснить. Если говорить о режиссёрах, я очень полюбила Никиту Кобелева и его подход к работе с актёрами и над материалом.
С. Б.: Точно, про «Жизель Ботаническую» — постановку по рассказу Эдуарда Кочергина, в которой у вас фактически главная роль, — я забыла. Как проходила работа над спектаклем?
С. К.: Это классный материал, но это же не пьеса. И вот Никита говорит, чтобы мы приносили этюды. Я подумала: опять? Я прошла это всё давно в институте, терпеть не могу этюды. Потом понимаю, что такой материал без этюдов никак не получится. И мы стали приносить, приносить, приносить. В итоге очень многое из этих этюдов — какие-то наши словечки, смешные, живые монологи — осталось в спектакле. Лёгкость, свобода, но, с другой стороны, достаточно непростой способ существования, когда ты постоянно балансируешь между историей своей героини и словами автора. Страшно интересная грань. Она многое обнажает.
С. Б.: Причём в прямом и переносном смысле. Так как практически всё действие героини находятся на сцене в нижнем белье.
С. К.: Да. Ты действительно обнажаешься и ментально, и физически.
С. Б.: Кобелев хорошо чувствует женскую природу?
С. К.: Мне кажется, да. Он скромный человек, но чувствует хорошо.
С. Б.: Богомолов тоже отлично чувствует женскую природу, но иначе?
С. К.: Да, иначе. Никита добрее. С ним ты внутренне свободен. Это очень важная штука в театре, которой я так долго добивалась и добиваюсь до сих пор. Ведь самое основное для актёра — внутренняя свобода, которая позволяет тебе раскрываться и делать большие вещи. Вот она возможна у Никиты.
С. Б.: Я знаю, что актрисой вы не собирались становиться, тем не менее поступили в театральный феноменально легко, как в сказке! Практически без подготовки.
С. К.: Я просто не знала, куда пойти, и действительно не мечтала стать актрисой — не думала в этом направлении.
С. Б.: Есть такое устоявшееся мнение: «Если можешь не быть актёром, не будь!»
С. К.: Я верю, что есть какой-то путь, предназначение. И если ты встаёшь на эти рельсы и прикладываешь усилия, то всё складывается так, как, вероятно, и должно быть. По крайней мере, моё поступление и мой приход в профессию говорят о том, что именно мне всё это было нужно. Я оглядываюсь и понимаю: я не готова была к поступлению, все условия поступления мама узнала через интернет. Люди годами готовят программу, а я о ней и не подозревала.
С. Б.: Читаешь вашу творческую биографию и удивляешься, какая она взлётная, воздушная: раз — и поступила в театральный вуз, два — и уже принята Олегом Павловичем Табаковым в МХТ, три — никаких массовок, сразу главные роли.
С. К.: Да, конечно, удача — важная вещь. Но и талантом можно по-разному распорядиться. Его можно развивать, а можно и потушить. Сколько примеров я таких знаю… Мне всегда хочется большего. Хочется развиваться. Я сейчас на пике своей ещё молодости, но уже и опыта. Могла бы сыграть столько всего!
С. Б.: Банальный вопрос: есть роль мечты?
С. К.: Нет у меня такой роли. Возможно, она была — я играла Агафью Тихоновну в «Женитьбе» Игоря Золотовицкого. Это изумительный материал в жанре трагикомедии, который на самом деле очень сложен.
С. Б.: Вы хотели бы повторить эту роль сейчас?
С. К.: Нет, уже нет. Мне предлагали её в антрепризе, но я отказываюсь от таких предложений. Потому что загруженность в театре большая. Плюс съёмки.
С. Б.: Есть какие-то планы относительно съёмок?
С. К.: Они есть перманентно. Сейчас у меня «хвостом» идут вторые сезоны сериалов «Алла-такси» Рауфа Кубаева и «Камера Мотор» Саши Абдуллаева.
С. Б.: Я очень редко смотрю сериалы, и не потому, что как-то недооцениваю этот жанр: не хватает времени. С вами, конечно же, обожаю «Оттепель» и недавний «Подслушано в Рыбинске». Вы много снимаетесь и, судя по рейтингам, достаточно успешно. Какие фильмы и сериалы посоветуете посмотреть с вашим участием, чтобы человеку, который видел вас в театре, получить представление о вас как о киноактрисе?
С. К.: «Тайны города Эн» Николая Хомерики, «Золотая орда» Тимура Алпатова, «Оттепель» Валерия Тодоровского — да, конечно, «Алла-такси», может быть… Я очень люблю работы Милены Фадеевой «Обнимая небо» и «Отчий берег», в которых у меня не очень большие роли, но всегда с вызовом: никогда не знаешь, как это сыграть. Если честно, я люблю главные роли. Мне кажется, только здесь я артистка. «Подслушано в Рыбинске» Петра Тодоровского — да, мне понравилось. Но всё равно не тот объём, понимаете? Мне многие говорят сейчас: «Классный сериал, я тебя поздравляю». Я отвечаю: «А, ну да, спасибо!» Но актёрское вложение мною лично оценивается только тогда, когда я играю большие роли, когда есть разгон.
С. Б.: Последний вопрос: какое качество режиссёра вы считаете на сегодняшний день самым главным?
С. К.: Талант? Но талантливый режиссёр может быть с характером… И потом думаешь: лучше я сама всё сделала бы. Да, интересно: каким качеством должен обладать режиссёр?..
С. Б.: Евгений Александрович Писарев сказал, например, что «главное — оставаться верным себе при любых обстоятельствах».
С. К.: Ой, хороший какой!
С. Б.: Да, никогда не делать того, что ты не хотел бы делать.
С. К.: Молодец, да. Как сложно! Ум, деликатность, доброта? Как это описать, когда тебя как актёра не унижают, не оскорбляют, не зажимают, не колят личностно?
С. Б.: Уважение?
С. К.: Вот! Уважение. Но, с другой стороны, если оно есть, а спектакль плох, зачем тогда всё? Очень сложный вопрос. Талант всё-таки необходим. А давайте так: юмором должен обладать режиссёр! Вот! Берём весёлого. (Смеётся.)
С. Б.: Как Агафья Тихоновна как раз: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…»
Фото: Александра Торгушникова, Екатерина Цветкова