Зима в сердце
Рецензия на спектакль Аскара Галимова «Зимний сад» в «ӨЙ ТЕАТРе»
От родового имения в спектакле А. Галимова осталось совсем немного — и продавать нечего: белоснежные матрасы, венские стулья, детское креслице Гриши… Но напоминанием о былой роскоши служит причудливый ледяной купол из длинных белых сорочек, свисающих с колосников. Зима здесь наступила резко, обитатели усадьбы не успели ничего надеть поверх платьев и пиджаков, однако холода не чувствуют — он проник в их сердца.
Герои далеки друг от друга, безучастны к судьбе имения. Зимний сад у Галимова — это и образ застывших изгибов памяти, и место буквальной консервации: сооружение, в котором размещаются не стойкие к погодным условиям растения. В спектакле в этой закрытой оранжерее любят устало, мечтают невысоко, страдают как-то натужно, будто по просьбе драматурга зажигаясь, но не зажигая. Чахнут. Подчёркнуто экзальтирована Раневская Алины Ходжевановой, беспричинно тоскует и витает в облаках, и не поймёшь, вспоминает ли Гришу, далёкий Париж или былые времена комнаты, «которая до сих пор зовётся детской». Быть может, это тайна и для неё самой — за что или за кого болит её душа.
Лопахин Александра Мизёва — деревенский разбитной мужик, застудивший всякое сострадание. В нём есть отчаянная яростность, вечное движение и идейный мотор, но нет той силы топора, от которого скоро полетят щепки, — «он пугает, а мне не страшно».
Фирс Антонины Кузнецовой — существо иномирное, медленно уходящее в спячку и забытье, роняющее слова как в глубокий колодец. На санках он вывозит граммофон, с детского стульчика молча наблюдает за приехавшими, Гаев даже обращается к нему: «Многоуважаемый шкаф!» — видимо, настолько Фирс стал неприметен и привычен в глазах обитателей имения… Актёрские работы в «Зимнем саде» строятся на лихо схваченной манере и деталях, узнаваемой карикатуре: разбрасывающийся лозунгами Петя Трофимов Артемия Болучевского, летучая, с широко распахнутыми глазами Аня в исполнении Виктории Буцких, Шарлотта Елизаветы Бойко — «французистее» самых настоящих французов, «проработавшая» своё счастье Варя Арины Емелиной. Очертания этих героев — знакомые и где-то виданные, но чем ближе их рассматриваешь, тем больше они кажутся размытыми, неопределённо многозначительными, сценически не сформулированными («про что?»), как по отдельности, так и вместе. Оттого персонажей и не любишь, не живёшь с ними одной, хоть и дословно известной, жизнью. Оттого холод на сцене не рождает душевного тепла в зале. И вроде пускай, сбросим обречённых героев с ледокола современности, но спектакль не стремится обличать, не выносит по-горьковски приговор. Лишь всё ниже и ниже опускается ледяной покров, накрывая сад и погружая героев в вечный сон.
Как мало какую пьесу, поставить «Вишнёвый сад» — значит выбрать в нём главного героя и тему. В спектакле Вл. Мирзоева в Театре Пушкина это была Шарлотта Веры Воронковой, в спектакле А. Кончаловского — сам Чехов, а у И. Поповски — ускользающая красота вокруг и внутри Раневской Галины Тюниной. В спектакле Аскара Галимова этот выбор остаётся за зрителем.
