Сестринство им. Прозоровых
Рецензия на спектакль Петра Шерешевского «Три» в Камерном театре Малыщицкого
16 ноября, одного из самых серых и тленных месяцев в Петербурге, в Камерном театре Малыщицкого вышел новый спектакль Петра Шерешевского «Три», который десятикратно умножил гнетущее ощущение конца осени. В основу постановки легла пьеса Чехова «Три сестры». Действие происходит в недалёком от нас прошлом и в типичной питерской коммуналке. Шерешевский чаще всего переносит сюжеты классических произведений в день сегодняшний, но в этот раз события разворачиваются чуть раньше — в эпоху эпидемии ковида, последние месяцы 2021 года, когда карантин, работа и учёба по зуму, социальная дистанция и опрыскивания санитайзерами казались ужасной катастрофой и чуть ли не концом известного нам мира.
Действие спектакля разворачивается в квартире не сестёр Прозоровых, но трёх друзей – Ирины, Ольги и Андрея. Шерешевский пишет полностью новый текст по мотивам пьесы Чехова, в котором тем не менее сохранены имена героев, тематика и коллизии оригинального текста. Если персонажи и произносят реплики из пьесы, то только тогда, когда хотят подшутить друг над другом или над ситуацией, и исключительно с иронией и театральной преувеличенностью в голосе. Маша всё время приходит в гости к Оле и Ире без особых приглашений, как и хозяин снимаемой квартиры, Иван Романыч. Камерный зал театра позволяет художнице Надежде Лопардиной создать три комнатушки со старой, дешёвой мебелью и кроватями с панцирной сеткой, как в больнице (хотя на «больничность» или «болезненность» места действия больше ничего не указывает, всё же не будем забывать о бушующей эпидемии ковида за стенами квартиры героев). Центром мироздания в «Три», как и в жизни большинства русских людей, становится кухня. В сценографии это пространство заставлено разномастной мебелью и техникой: старинный буфет из тёмного дерева, на верхушке которого стоит ваза с модным когда-то букетом сухостоя; глянцевый, тёмно-коричневый раскладывающийся стол для большой компании; жёсткая софа; ржавый советский холодильник, весь завешанный магнитиками и фотографиями подружек; кухонный стол со скатертью-клеёнкой; чёрное пианино; посуда, чайник, тряпки… Простой, заурядный быт.
Натурализм сценографии развивает и «нетеатральный» домашний свет от люстр, подвешенных над каждой комнатой-зоной сцены (художник по свету — Юрий Соколов). Люстры включаются самими героями в зависимости от того, в какую из комнат они заходят (софиты с синими лампами использовались только чтобы разграничить действие и антракт).
Не только световое решение максимально приближено к обыденной жизни, но и звуковое оформление Сергея Дробота. Шум электрочайника, плеск воды в кухонной раковине, одна и та же звонкая, жизнеутверждающая песня кабаре-бэнда «Серебряная свадьба» — «Пищевая цепочка», разрывающая портативную колонку на дне рождения Ирины, да редкие музицирования героев на пианино. Звуко-музыкальный пейзаж спектакля не содержит в себе ничего, чего не было бы в естественном течении будней за стенами театра.
Первая из трёх частей спектакля посвящена дню рождения Ирины: подготовке к нему, самому празднованию и его последствиям. Ольга (Ангелина Засенцева), сидя перед открытым на ноутбуке зуме, бодрым голосом читает лекцию о постмодернизме и теории «смерти автора». В просветительских монологах героини, обращённых либо к её студентам, либо к подругам, произнесение которых помогает Ольга заполнить тишину, видится в том числе и чуть ироничное, теоретическое обоснование работ самого Шерешевского. В это время Маша (Татьяна Ишматова) от скуки надевает маску гориллы и кривляется за плечом читающей лекцию подруги так, чтобы невинный розыгрыш видели окошки с лицами учеников. И хотя страшную маску гориллы Маша почти сразу снимет, социальную маску человека, у которого «всё хорошо» и «нет никаких проблем», она будет носить на протяжении всего действия. Ирина же в соседней комнате открывает первые подарки от неизвестного поклонника — коктейльное платье из «танцующей» чёрной бахромы. Попутно в пустяковой болтовне со своим другом Колей (Владислав Мезенин), современным воплощением барона Тузенбаха, она перебирает варианты, кто же отправитель подарка. А он, в свою очередь, втайне надеется, что Ирина догадается, что презент — от него. Собравшись на кухне для подготовки к домашней вечеринке, подруги встречают незнакомку, которую их сосед Андрей (Иван Вальберг) подцепил в клубе на одну ночь. Из вежливости с девушкой знакомятся и приглашают её, Наталью (Полина Диндиенко), остаться на праздник. Уже позже, после нескольких семейных драм, съеденной пиццы, выпитых вина и водки, Наталью с Андреем в шутку поженят, окольцуют их сушками, и станут они самой крепкой парой из присутствующих.
В актёрских работах укрепляется эстетика обыденности. Чтобы создать откровенные, искренние образы, Шерешевский вместе с артистами использует этюдный метод, жизнеподобную исполнительскую манеру и язык повседневности. Пьеса Чехова в спектакле, по словам режиссёра, соединяется с «чувствами, мыслями и воспоминаниями [актёров], в результате чего возникает тонкая, неподдельная история». На классический текст накладываются воспоминания артистов об эпохе пандемии. Не сохрани режиссёр дух и тематику чеховской пьесы — и стилистически постановка воспринималась бы почти как свидетельский театр.
О чём же свидетельствуют актёры и свидетелями чего становятся зрители? Ольга, Маша и Ирина лишены общей фамилии, но на месте разрушенной кровной связи возникает родство иной природы. Та родственная связь, которую девушки обретают в виде дружбы друг с другом, обусловлена не биологическими факторами, но духовными. Чувствительная и эмпатичная Ирина, рациональная и чуть отстранённая Ольга и, в противовес ей, страстная и дикая Маша образуют крепкую, устойчивую, гармоничную дружбу, сестринство, которое помогает девушкам выдерживать все испытания судьбы. И хочется предположить, что именно в укреплении подобных дружественных связей создатели спектакля видят главное лекарство для нашей болезненной эпохи.
Гнетущее ощущение, подавленность рождаются в спектакле во втором акте. Герои проживают самый обычный и, как выяснится, жестокий день. Сидя на кухне, Ирина красит ногти, Ольга рассказывает ей про музыкальные эксперименты Кейджа с пустотой и музыкой тишины и украшает комнату новогодними атрибутами. Их тихую семейную атмосферу нарушает пьяный наглухо Иван Романыч, который сначала наводит суматоху, а чуть успокоившись, заводит разговор о том, что он сомневается в своём объективном существовании. Потом к подругам приходит подвыпившая Маша после выступления на корпоративе. Её откровение связано с несчастливым браком, интимной связью с женатым мужчиной и попыткой суицида из-за неспособности разрешить эту ситуацию. Исключением из общей схемы гостей выглядит Андрей — он не пьян, но компания быстро исправляет это упущение. Выпивая на кухне, они выясняют, что Андрей тоже не вполне влюблён в свою Наталью. Позже заявляется и пьяный в стельку Фёдор (Александр Худяков), который так же, как и его супруга Маша, несчастен в браке. В завершении дня в состоянии опьянения — то ли алкогольном, то ли наркотическом — заявляется Василий «Солти» (Алексей Кормилкин) и пытается силой склонить Ирину к сексу. После неудачи он с мрачным видом рассказывает девушке, как в детстве его постоянно преследовала смерть и половина семьи друг за другом залезла в петлю. Она в ответ на это обнажается перед ним физически и духовно и рассказывает про ненависть отца и абьюзивные отношения с бывшим парнем. Этим откровенным диалогом, который отравлен болью прошлого и насилием настоящего, оканчивается второй акт.
Кульминацией всего этого пьяного выворачивания душ наизнанку становится монолог Фёдора. Сначала он, грустно опустив заплывшие глаза в пол, ругает жену за то, что та не отвечает на его звонки. В ответ на её оправдание — мол, телефон стоял на беззвучном режиме — он со слабым смешком упрекает собравшихся на кухне: «И как вам тут без звука живётся? В тишине?» Позже, нелепо танцуя на табуретке, он заключает, что «мы все осознанно выбираем быть несчастливыми». «Болезненность» общества обусловлена не только внешними обстоятельствами пандемии. Беззвучное пространство, тишина, которая поражает жизнь героев, появляются на месте отсутствия честного обсуждения проблем. Герои их просто замалчивают и пытаются утопить «болезнь» несчастья в алкоголе. Алкогольное помрачение на дне рождении Ирины, запой Ивана Романыча и Фёдора, не останавливающийся поток вина и вины в третьем, «новогоднем» акте — хроническое пьянство героев кричит о желании уйти от больной реальности.
Завершая спектакль сценой празднования Нового года, Шерешевский не пытается подарить своим беспросветно несчастным героям надежду на жизнь с чистого листа. Он, скорее, подтверждает, что время пандемии было своеобразной белой полосой, которая закончилась с уходом 2021 года. Если все те любовные и семейные дрязги и карантинные неудобства и не были счастливым временем, то, по крайней мере, вполне сносным. Постмодернистскими инструментами Шерешевский расщепляет и пересобирает классический текст так, что ностальгирующими по прошлому становятся не герои спектакля, а зрители, которые свидетельствуют свою недавнюю жизнь. Поэтому в спектакле «Три» не сёстры Прозоровы плачут по безвозвратно ушедшему детству в Москве, а мы — по «счастливой» эпохе ковида.
