С маленьким человеком на дружеской ноге
Кабаретная эстетика и блеск пивных кружек, брехтовские зонги и весёлый мудрец Швейк — в Студии театрального искусства режиссёр Уланбек Баялиев поставил спектакль «Брехт. Швейк. Вторая Мировая» по сатирической антивоенной пьесе немецкого драматурга Бертольта Брехта «Швейк во Второй мировой войне». Премьера открыла «Сезон учеников» — проект текущего сезона, запущенный выпускниками мастерской Сергея Женовача разных лет.
Из-за многочисленных книжных иллюстраций и экранизаций при упоминании о Швейке в памяти возникает образ персонажа Ярослава Гашека — пражского торговца собаками, округлого и румяного простака. Толкай, бей — поднимется, дай направление — покатится. У Брехта в новом времени Швейк получился куда более решительным. Он остёр на язык и зол на весь окружающий бардак. А в перепалках с немецкими офицерами герой словно отбрасывает свои «идиотические» наклонности и доводит до бешенства собеседников колкими суждениями обо всём на свете.
В спектакле Уланбека Баялиева Швейк (Никита Исаченков) артистично шагает по лакированной красной барной стойке в белом жилете с бабочкой и чёрном пальто. Деревянная декорация со следами от пуль уходит в две стороны, часть её тянется назад и пропадает во тьме сцены. Она переворачивается и разбирается: показывает пражский трактир «У чаши» или бесконечные заснеженные дороги русских степей.
В заведении пани Копецки часто толкутся обычные чехи и служилые немцы. Большие жестяные кружки — единственная радость этих «маленьких людей». В закутке за барной стойкой они жмутся друг к другу, теснясь от хмельных эсэсовцев. Тут страшно не только самому сболтнуть лишнее, но и услышать «тайны фюрера», переданные по пьяни. Хозяйка трактира Татьяны Волковой раскованна и элегантна. Среди серых посетителей её выделяют красное бархатное платье и нарядная причёска. Иногда она отходит от остальных и медленно проговаривает наставление: «Здесь не место политике…»
Фото: сайт Студии театрального искусства
Её внешние блеск и стойкость скрывают страх оплошать перед немецким начальством. Она переживает не только за своё заведение, но и за всех его посетителей. Как бы хозяйка ни старалась, за разрешение на работу приходится платить. А от гнева шарфюрера Буллингера её не спасает даже покровительство агента гестапо Бретшнейдера — конкуренты находят любой способ отомстить друг другу. Эсэсовец в такт хлопкам посетителей трактира нещадно бьёт по лицу женщину, заливает её лицо сливовицей и отбрасывает под барную стойку. Свои боль и сожаление она рассказывает в песнях — садится на декорацию, медленно докуривает мундштук и протягивает: «А что получила солдатка из строгой российской земли?..» В этих выступлениях она ищет силы и впредь противостоять вездесущему горю.
Сдержанно, но нервно Копецка просит Швейка не переговариваться с пьяными немцами. А темы очень провокационные: покушение на фюрера и рецепты армейских пайков. Бравый посетитель топчется на барной стойке, артистично жестикулирует в такт своим размышлениям о неудачном «покушении на Адольфа». Швейк словно заранее продумывает все реплики и понимает, как не перейти грань дозволенного в колких речах с чужаками. Но даже после этого посетители переставали смотреть на кружки и оборачивались к нему.
Простодушный фотограф Балоун блеющим голосом развивал речи друга о еде. Он не таил обиду на пьяных эсэсовцев — очень уж ему хотелось узнать об их рационе и ради него отправиться на службу добровольцем. Но незатейливый пражанин впадает в уныние от песни Копецкой о жене немецкого солдата… Пиво и сливовица, голод и страх. Посетители кидают монеты в кружки, проживают день ото дня в страхе перед захватчиками.
Швейк отрезвляет обстановку в трактире театральными движениями, смелыми, но осторожными рассуждениями. Безусловно, герой Никиты Исаченкова — не плоский лубочный персонаж. Он понимает жестокость своего времени, где за каждое последующее, даже обдуманное, слово его могут вывести под руки. Но если до этого и дойдёт, бравый чех готов театрально совершить последнюю шалость и принять абсурдное обвинение как должное.
Фото: сайт Студии театрального искусства
В образе Никиты Исаченкова раскрывается герой, наученный бедами прошлой войны. Он больше не желает шагать по жизни с вечным «осмелюсь доложить». Его Швейк сопротивляется, ломает устои режима там, где появляется. Но при этом сохраняет спокойствие и веру в «маленького человека» — пани Копецку, своего друга фотографа, или какого-нибудь другого «второстепенного персонажа».
Оттого так весело обыгрывается сцена допроса Швейка в главном управлении гестапо. Хитрый Бретшнейдер Александра Прошина в трактире подлавливает собеседника на высказываниях о войне фюрера — он назвал её завоевательной, а не оборонительной. Подозреваемый без особого приглашения выходит из-за барной стойки и почти бегом направляется во мрак сцены вместе с гестаповцем.
Смельчака ставят в неудобное положение, а точнее, просто валят на спину и заставляют отвечать на вопросы. Буллингер Льва Коткина появляется рядом со стаканом в руках — смачивает расчёску, отряхивает её перед лицом Швейка, а после нервно зализывает волосы, повторяя это несколько раз. Гнусавый голос шарфюрера становится раздражительным. Шквал реплик обрушивается на его причёсанную голову — назойливый собеседник упал на спину, но не пал духом.
Для Швейка это аттракцион, шанс побесить эсэсовца, а после кинуть ему кость — хвалебные слова про фюрера. Буллингер узнаёт о работе своей жертвы и дичает — ритуал допроса рушится. Швейку поручают выкрасть у служанок чиновника Войты необыкновенного шпица с чёрным пятнышком на ухе. Во время разговора эсэсовец становится на колени и, как четвероногий друг, радуется почёсываниям по голове.
Образ рычащей собаки в нацистской форме не нов, он появился ещё на плакатах и карикатурах военного времени. Очевидность этой ассоциации подчёркивают и увлечения самого Швейка. Но опять же, если он так удачно ладит с Буллингером, значит, есть в нём что-то собачье… На сцене тот самый шпиц прогуливается по декорации в военной форме и с набеленной мордой, деловито вышагивает и вертит задом. Длинный поводок тянется через всю сцену, его удерживают две очень разные по внешности и поведению служанки Войты – хрупкая Кати в зелёном пиджачном костюме и хмурая Анна во всём чёрном. Лицо её бледное, а глаза скрыты за тёмными очками.
Очередная стычка со служителями режима для героя заканчивается победоносно, будто и волос не упал с его головы. Он возвращается в трактир, где его не ожидали увидеть так скоро. Налёт Буллингера на трактир «У чаши» усмиряет задор торговца собаками. В уголок относительного спокойствия приходит разруха. Хозяйку избивают, напуганные посетители прячутся за барной стойкой от эсэсовцев. Злосчастный свёрток с мясом шпица переходит из рук в руки, но за всех отдувается Швейк. Тут-то герой теряется, активная жестикуляция и обеспокоенность в голосе выдают страх попасть в руки захватчиков. Вдали от блестящей стойки, светлого местечка среди тьмы, его могло ждать всё, что угодно…
Фото: сайт Студии театрального искусства
Похождения бравого солдата в русских степях показаны в мрачных тонах: на сцене тускнеют красные световые линии, у декорации в некоторых местах пропадают боковые стенки, а часть барной стойки переворачивается и напоминает длинный вертикальный ящик.
Швейк, теперь в немецкой военной форме, в потёмках пробирается по туннелям деревянной конструкции, в неё сквозь щели от пуль проникают слабые световые пятна. За ним по пятам ходит героиня в чёрном, в прошлом представлявшаяся служанкой Анной, — она медленно посыпает героя снегом. Прежняя жизнь увёртливого чеха растворяется, как скорбное падение белых хлопьев на сцене. Маленький человек движется к своей части в Сталинграде, но путь растягивается во тьме.
Из-за морозов путнику чудятся пражские знакомые. Белые лучи освещают Копецку и молодого Прохазку, Балоуна и его невесту Кати в свадебном убранстве за стойкой. Но до них не достучаться, герой лежит под ними и слышит их речи. Фотограф клянётся не идти служить добровольцем, а поклонник хозяйки трактира наконец-то приносит обещанный кусок мяса.
Среди разрушенных конструкций бродят случайные группки немцев: одни мечтают поскорее вырваться из этой западни, а другие с песней, но без радости тащат на спинах огромный ствол артиллерийского орудия. Пока «высшие сферы» чертят линии на карте, неуклюжие фигурки рассыпаются во мраке, и до них нет никакого дела.
Особенно заметен в спектакле фюрер Сергея Аброскина — он медленно вышагивает вдоль декорации и захватывает внимание своим ораторским мастерством. Пассажи «большого человека» не карикатурны, а вместо фигуры сверхъестественных размеров «из высших сфер» в свете софитов появляется обыкновенного роста Гитлер. Герой надрывается, растрачивая силы на каждом слове, глаза наливаются кровью. С каждым новым появлением внутренний страх становится очевидным – скоро ему придётся выйти из-за трибуны и пройтись по тропам «маленьких людей».
Интерес фюрера к мыслям простых людей воспринимается как реальный. Будто он желает подружиться с неким обобщённым «маленьким человеком» и вершить с ним эпохальные дела. Пафос речей Гитлера рушится в беседе с заплутавшим Швейком. Предводитель спрашивает бравого солдата, друг он ему или враг. В холодной пустыне нет времени и сил для ярких речей. Герой Сергея Аброскина в диалоге со Швейком становится подвижным, настоящим. Теряется прежняя стать, а разговор с подчинённым, одним из миллионов, становится отдушиной. Фюрер решает отправиться на все четыре стороны, ступает — и отлетает от невидимого препятствия, перекручивается и влетает головой в деревянный ящик. Но тупик везде: большевик, мороз и собственный разъярённый народ кружат голову.
На все «дружеские» вопросы Гитлера о дальнейшем пути Швейк отвечает задорно, но его яростная улыбка и бегающие глаза выдают настороженное отношение к собеседнику. Обессилевший бравый солдат ютится под конструкцией, смотрит в зал и слушает грохот шагов сверху — там одна большая недосягаемая персона рухнула под натиском своих же идей, речей и амбициозных планов.
