С этим нужно танцевать
На сцене казанского театра Moñ танцовщик Ильдар Алекбаев рассказал о своём ВИЧ-статусе. Как танцем (и не только им) рассказать правду и не уйти в трагедию, выяснял Арсений Суржа.
В уголке, поджав ноги, сидит человек. Синий прожектор высвечивает позвонки его худого тела. Человек расправляет плечи, встаёт на беговую дорожку и начинает бежать. На заднике бежит счётчик: один, два, три…
Бежит Ильдар Алекбаев — перформер и персонаж спектакля под названием «15 172». Теперь он похож на казанского пацана, вроде тех, которых недавно мы видели в нашумевшем сериале: шорты-боксёры, кубики на прессе и бритая голова. Он шагает под чёткий бит трека Stammer. Шаг, прыжок, рваная пластика, резкие повороты, безэмоциональность и машинность, как на конвейере. Движения (микс «Умирающего лебедя» и танца робота) настраивают зрителя на час жёсткого танца. Но это ловушка: драматург Эндже Гиззатова чередует в «15 172» холод с теплом. На экране всё ещё бегут цифры: счётчик перевалил за пятьсот.
Сцену заливает жёлтый свет. Танцовщик сходит с беговой дорожки. Зрителю открывается его лицо.
33-летний мальчишка Ильдар Алекбаев даёт танец-стендап – танцует и одновременно рассказывает о сексе. Сцена высвечена фуксией — как окна стрип-клуба. Звучит задорное Stuck in the Middle with You из тарантиновских «Бешеных псов». Начинается танец-соблазнение. Шпагат, касания тела, прогибания в пояснице, покачивания бедрами и другие позы вносят чувственность в образ юноши. Число на счётчике перевалило за десять тысяч.
Хореограф Анна Щеклеина разбавила эротику неуклюжей смешливостью — в танце много Ильдарова естества. Танцовщик не стесняется своей природы. И растопыренные уши Алекбаев не скрывает, а выставляет напоказ, о чём рассказывает в уморительном монологе. Стендап перерастает в историю принятия себя: подруга, сексуальное бельё, стриптиз, незащищённый близкий контакт. «У меня есть подарок», — сказала она между делом. «Через 8 месяцев я узнал, что у неё был ВИЧ, через 8 лет она умерла», — говорит герой. Счётчик останавливается: «15 172». Это порядковый номер Ильдара в ВИЧ-центре. Сцену заволакивает красный цвет. Стендап закончился. Начинается путь отрицания, торга, депрессии и принятия.
Художник по свету Никита Мингазов включил в световую партитуру четыре режима: холодно-серый с голубым, тёплый комнатный свет, фуксию и красный. Цвета наполняют «15 172» настроением: мертвенным, живым, чувственным и агрессивным соответственно. Красный — цвет сцены в эпизоде, когда Ильдар узнает о ВИЧ, кричит пожарной сиреной. Герой сгорает от исступления: глаза наливаются кровью, зубы оскалены. Танцовщик напоминает Энакина Скайуокера в эпизоде с лавовой рекой. Войдя в раж, он поднимается в зрительный зал, будто хочет зацепить, заразить, убить ближних. Цифры расплываются на экране, как при контузии. 15 172. Сцена звучит речитативом Shake, Rattle And Roll в тягучем кавере Густаво Сантаолальи.
Музыка в «15 172», нервно-ритмическая ли она, как биты в Stammer, или вязкая, как Shake, Rattle And Roll, подчёркивает ритм перемещения танцовщика по сцене. Когда Ильдар в позе распятого Христа прижат к стене, звучит «Агнец Божий» Самюэля Барбера — боговдохновенная музыка, светлая и меланхоличная. На экран выводят видеоинтервью Алекбаева. Звучит пронзительный вопрос: «С этим можно танцевать?»
Герой подходит к экрану. Слушает, трогает, гладит говорящее изображение. Цвета видеозаписи согревают Ильдара: танцовщик льнёт к тёплой фигуре. Сцена выглядит так, словно экранного Ильдара больше нет на свете, словно на сцене призрак, который видит собственную жизнь в перемотке. Эффект ошеломительный. Герой сползает в тень и замерзает в холодном свете.
Ильдар говорит о том, что прекратил терапию, что лечение невыносимо. Танцовщик хромает, кашляет, задыхается, температура его тела держится на отметке 37,2 — всё это в вербальном и пластическом пересказе. Рефреном звучит: «ВИЧ не существует». Ильдар поверил в этот лозунг ВИЧ-диссидентов. Он лежит на спине с поднятыми ногами: ребёнок и жалкий старик в одном теле. Движения замедленны — он пытается спастись. Зарядки, аффирмации, молитвы, фильмы, паблики — ничто не заменяет терапию. Вот так ВИЧ не существует.
Вернуться в терапию заставляет жизнь: восхождение на Эльбрус, занятия жестовым языком, вокал и танец. Да, тяжело, да, от терапии будут побочные эффекты. То, что герой раньше откладывал на потом, теперь делает здесь и сейчас. Танцовщик рассказывает о возрождении в духоподъёмном монологе.
Ильдар обрёл мечту: проповедовать честность, открытость и любовь к жизни. «Если бы мы говорили друг другу правду — этого бы не было». Этого — тридцати тысяч людей с ВИЧ в Казани. И эти цифры, подчёркивает Ильдар, — только официальные данные.
Спектакль-признание «15 172» подкупает честностью и осязаемостью событий. «15 172» говорит не о вирусе вообще и не о тысяче неизвестных нам заражённых. Воззвания, которые мы слышим в перформансе (через танец, пластику, слово, музыку, свет), наполнены личностью Ильдара — и оттого убедительны и точны. Исповедь действует сильнее статистики и нравоучений.
Спектакль учит и предостерегает. Предостерегает образными натуралистическими сценами, которые оставляют сильное впечатление. Однако не в этом суть «15 172». Он воспитывает улыбкой, смехом, жизнелюбием — примером самого Ильдара. Дурачься, танцуй и рассказывай людям, как жить и радоваться, несмотря ни на что, — вот его посыл. Так, по-приятельски ненавязчиво, «15 172» призывает к жизни нас, здоровых и беспечных людей. Одновременно «15 172» — это дружеское воззвание к милосердию и отказу от предубеждений.
Ещё за год до премьеры «15 172» Алекбаев видел зрительный зал, который аплодирует спектаклю стоя. Видел себя, который в финале такого серьёзного перформанса пляшет в пончо, как у Аллы Пугачёвой в «Айсберге». И заводит зал под песню Oh Happy Day в духе развесёлых песнопений протестантов.
Казань, Moñ, 31 января 2024 года. Ильдар танцует Oh Happy Day. Он жив и бодр. Зрительный зал стоя аплодирует танцовщику. Вспоминается вопрос: «С этим можно танцевать?»
С этим нужно танцевать.
