Про интимную жизнь великих
Рецензия на спектакль Аллы Дамскер «Любовь. Блок» в пространстве «Внутри»
Идейно-духовный союз двух главнейших светил русского Серебряного века, гениальных поэтов-мыслителей Александра Блока и Андрея Белого (Бориса Бугаева) однажды окрасился в ярко-красный. Их затянуло в бурно-драматический любовный треугольник, вершиной которого оказалась жена Блока — Любовь Дмитриевна Менделеева-Блок. История богато задокументирована участниками и давно известна: сразу же по мере их ухода из жизни в 1920–30-х годах начали издавать их переписку и воспоминания, а с 1980-х — реконструировать и изучать все детали событий. С попытками беллетризации этого сюжета я до сих пор не сталкивался. Несколько лет назад выходила книга — сборник материалов по этой теме. Её заглавие, «Сон страсти», настраивало на жгучую мелодраму. Премьера пьесы Аллы Дамскер «Любовь. Блок», ею же и поставленная в Пространстве «Внутри», — первый такой опыт.
При этом сам по себе драматургический нон-фикшн, превращающий набор документов о личной жизни знаменитости в пьесу, — явление совсем не новое и, по отчётливому моему ощущению, даже застарелое, поскольку из раза в раз по шаблону принуждает как минимум двух героев общаться между собой фразами из писем, дневников или мемуаров. То есть насильно наполнять разговорной интонацией и непосредственно-сиюминутной эмоцией высказывание как бы уже умершее, пережитое, не устное, а записанное вслед за событиями и раздумьями. Эта неизбежная условность — тяжёлые гири на ногах драматургии, она преодолевается только высококлассным театром. Например: легенда советской сцены начала 1960-х — «Милый лжец» Дж. Килти, основанный на переписке Бернарда Шоу и актрисы Патрик Кэмпбелл, держался на потрясающем актёрском дуэте Е.В. Юнгер и Л.К. Колесова в ленинградском Театре комедии или А.И. Степановой и А.П. Кторова в Москве во МХАТе, а срочно сделанная по тому же шаблону пьеса Л.А. Малюгина «Насмешливое моё счастье» – на игре Ю.К. Борисовой и Ю.В. Яковлева в ролях Лики Мизиновой и Чехова.
Жанр биографии, сведения об интимной жизни великих стали с тех пор только более востребованны, а драматургический шаблон при этом всё тот же. По счастью, «Любовь. Блок» тоже вытягивается театром – прежде всего, увлечённой игрой актёров-мастеров, а также верным расчётом и хорошим вкусом при освоении сжатого и минимально обставленного сценического пространства. Режиссёр здесь очень помогает драматургу, хотя порой нервы постановщика не выдерживают. Тогда актёров вдруг заставляют совершать акт вахтанговского остранения – комментировать ход спектакля или обращаться к залу. Напрасно: их энергии более чем достаточно, чтобы и без этого удерживать действие.
Трио Алёны Бабенко, Артура Козина (Блок) и Александра Девятьярова (Белый) – настоящий ансамбль: весь спектакль актёры плотно и слаженно взаимодействуют на бесперебойных эмоциональных связях. Их динамичное существование раскрашивают то танцевальная пластика движений, то пение (артисты исполняют приятно-романсовые песни Петра Налича), то символическая игра с аксессуарами (так, героиню эффектно укутывают в длинную подвенечную фату, словно в кокон, из которого она потом высвобождается) или с элементами декорации (свисающие белые канаты то стягиваются в узлы, то распускаются). Ощущение простора на крохотной сцене даёт использование второго этажа условного дома на заднем плане – герои появляются в его окнах, а также в расположенных на некоторой высоте боковых нишах; пару раз случается и выход артиста в первые ряды к публике. Варьируются и акустические параметры зала, когда в какие-то моменты актёры, чья речь без усиления свободно-естественна и рельефна, декламируют в стоящие по бокам микрофоны.
Как крепко выстроен ансамбль, видно по решению проблемы «третьего лишнего»: общению с Андреем Белым отведено существенно меньше текста, чем общению между супругами. И тогда Белый делается незримым соучастником жизни пары, тем, кто мысленно с ними. Самая впечатляющая в этом отношении сцена: во время рассказа Любови Дмитриевны о её беременности Белый, сидя сбоку в тени, отстукивает ритм по микрофону в своей руке – звучит биение ещё одного сердца. Решение постоянного присутствия Белого на сцене далось трудно. Нам рассказывают об этом в ходе спектакля. Артисты в очередной раз выходят из своих образов и сетуют, что Белый участвует не во всех эпизодах, чему тут же находят оправдание: он – не член семьи.
Принцип построения ансамбля вызвал у меня ясную ассоциацию с «адажио с четырьмя кавалерами» из «Спящей красавицы», просто кавалеров только двое. Все крутятся вокруг героини. Алёна Бабенко легка, порывиста – правда притягательна! Получается, что она не игрушка в руках своих мужчин, а, наоборот, движущая сила действия. Решение абсолютно органично для сцены, но наносит колоссальный ущерб нашему представлению об этой истории.
Она – рассказчик и интерпретатор происходивших событий, которые подаются в её версии. Это сказывается невосполнимой утратой: снижается масштаб личностей героев, так как в действительности на их фоне эта удивительная женщина всё же заурядна. Она осталась в истории лишь как питательный фермент их невероятных жизненных проектов и философско-поэтических озарений. Сделать её центром действия – всё равно что судить о масштабе личности Льва Толстого по дневникам его жены (именно таков ныне тренд среди западных учёных дам), куда она целенаправленно выплёскивала всё наболевшее, после чего шла дальше самоотверженно служить великому человеку и видела в этом высшее счастье.
И здесь зрителю тоже не дают понять, что перед ним на сцене предстают две исключительные личности, две крупнейшие фигуры всего русского XX века и что их интимное поведение, обсуждаемое в спектакле, имело свои глубокие мотивы. Потому-то героиня, на самом деле «вспомогательная» в этом сюжете, в спектакле вдруг и оказывается хозяйкой действия. Ведь её мотивы достаточно низменны и зрителю легко понятны, а мотивы влюблённых в неё поэтов, которыми она будто бы движет, – нет. В результате драматург твёрдо держится на позиции, что мотивы Блока и Белого сегодняшнему зрителю недоступны, и режиссёр не колеблясь выстраивает всё действие вокруг харизматичной звёздной актрисы.
Александр Девятьяров, бегло изрекая одно из философских построений Андрея Белого о метафизике физиологического пола, тут же адресует залу реплику: «Вы что-то поняли?» Но в действительности Белый, сын профессора-математика и сам математик, именно столь сложно-рационально и мыслил — даже как прозаик он труден для чтения. Артисту, который нервно и горячо, с учащённым пульсом существует на сцене, всё равно бесконечно далеко до реальных лихорадочного пожара эмоций и ядерных взрывов мощного интеллекта своего героя. Да, большинству людей фигура Белого представляется туманной, о его популяризации путём включения в школьную программу никогда не заботились, и даже наука о Белом-мыслителе — только в своей начальной фазе.
Блок же намного популярнее: школьники прикасаются к бездонному богатству его поэтического мира – читают и «Незнакомку», и «О, Русь моя, жена моя». Его собственная жена, трагически оставленная им без его мужского внимания, была для него «Прекрасной Дамой», то есть мистической Софией, воспетой Владимиром Соловьёвым, а сама мистика, жизнь мира духовного – не щекоткой нервов, а отчётливо осознаваемой реальностью. А в этой пьесе то, что его Люба, главная героиня, была далека от такого мистицизма, стало поводом вывести внутренний мир Блока за скобки. Даже поэзии, которая могла бы что-то разъяснить, звучит мало. Артур Козин, как ему и предложено, играет Блока трогательным типом обаятельного, но закомплексованного повзрослевшего мечтателя, застрявшего в фазе гимназиста.
Тщательно, с любовью сделанный всей командой спектакль составляет зрителю полноценно приятный досуг. Придя домой, этот зритель вряд ли возьмётся за томик стихов Блока, за мемуары или прозу Белого. Разве что поинтересуется книгой по истории балета самой Любови Дмитриевны, благо она была роскошно переиздана в 1980-х.
