Правда театра
Рецензия на спектакль Александра Кирпичёва «Россия молодая» в Костромском драматическом театре им. А. Н. Островского
Премьера спектакля состоялась в июне 2024 года на малой сцене Драматического театра им. А. Н. Островского. В начале этого сезона было принято решение о переносе спектакля на Большую сцену. Камерное пространство диктовало свои условия, позволяя зрителю наблюдать за нюансами актёрского существования, а в пространстве большой сцены история приобрела недостающий масштаб.
Разговор о Родине сквозь историческую перспективу требует точной интонации. Тут существуют две опасности: увлечься внешним воссозданием эпохи, превратив диалоги в экспонаты из музейных коллекций, или же уйти в патриотический пафос, страстно кричащий о каких-то законах, но зачастую не несущий в себе ничего насущного. Костромской драматический театр им. А. Н. Островского идёт другим путём. Режиссёр Александр Кирпичёв берёт за основу спектакля малоизвестный роман Юрия Германа «Россия молодая» о становлении русского флота. Впервые опубликованный в 1952 году, текст несёт в себе черты избыточного героизма как примету эпохи.
Основой романа стал один из ключевых эпизодов Северной войны: попытка шведского флота захватить Архангельск. Война шла не только за территорию, необходимо было утвердить особое положение России в Европе. Безусловно, центральное место занимает фигура Петра Первого (Вячеслав Смильский), рискнувшего повести Россию к кардинальным переменам. Главными единомышленниками Петра становятся кормщик Иван Рябов (Алексей Афончин) и офицер Афанасий Крыков (Никита Шихов). Оказывать сопротивление петровским реформам будут не только противники-иноземцы, но и царёвы слуги: Васька Ржевский (Пётр Таширев) и князь Алексей Прозоровский (Всеволод Ерёмин). Действие происходит в Архангельске, близ Белого моря, в средоточии корабельного дела. Здесь, в доме Евдохи (Евгения Некрасова), под одной крышей взращивались и Рябов, и Крыков, и красавица Таисия (Алёна Голубева), в которую оба оказались влюблены. Но Афоню она считает своим братом, настоящей «поморской жёнкой» станет для Ивана. Судьба учит смирению, потому спасать из шведского плена Ивана придётся Афоне. И Крыков пойдёт на этот поступок ради спасения важного для царя человека, несмотря на личное нежелание.
Роман в инсценировке Кирпичёва теряет обезличенно-духоподъёмный пафос в изображении фигуры императора, становясь историей о людях, живущих в переломное для страны время. Действующие лица — люди. Сильнодействующее лицо — история.
Декорация — лишь обозначение верфи. По бокам сцены — полотнища с картами Архангельска, и вот уже петровская верфь начинает напоминать корабль с парусами. Пространственной доминантой становится его двухуровневое решение. По центру — конструкция, напоминающая капитанский мостик. Со второго яруса изгоняются все те, кто недостоин там быть: шведские послы и русские изменники. Художник Елена Сафонова лишает сценическое пространство предметной избыточности, подчёркивая главное в спектакле - актёрские взаимоотношения.
В темноте сцены слышны шум волн и детский плач. И нежный женский голос, способный успокоить одной интонацией. Набирается свет, и целительница Евдоха, читая строки из первой песни пушкинской «Полтавы» («Была та смутная пора, // Когда Россия молодая, // В бореньях силы напрягая, // Мужала с гением Петра….»), достаёт из колыбели маленький корабль. Рождение русского флота воспринимается героями со всей крайностью чувств: от болезненности до радости, какие сопровождают появление на свет нового человека. Мысль о неразрывности Петра-человека и Петра-правителя проходит через весь спектакль.
Вячеслав Смильский создаёт не образ императора, он стремится отразить путь человека, которому при рождении было суждено стать государем. Монументальность фигуры, кудрявые волосы, хищная устремлённость взгляда — внешнее сходство артиста с известными живописными образами Петра I отнюдь не сковывает его. Твёрдая походка, широкие жесты: он спрыгивает с капитанского мостика жёстко, одним крепким движением задавая тон образу. Но сила Петра Смильского заключается не только в утверждённости мужского, но и в сохранении детского, непосредственного восприятия мира.
Начальная сцена осмотра верфи передаёт дух воинского братства: корабельщики обрабатывают дерево для дальнейшего строительства. Руководит работами Сильвестр Иевлев, на плечах которого и вся оборона Архангельска. Егор Кащеев, преодолевая романтическое обаяние внешности, создаёт образ важного и надёжного в петровском окружении человека. Белая простая рубаха, напряжённость в руках — капитан крепости не только читает книги по корабельному делу, но и охотно плотничает. Но есть и те, кто служит государю только ради личной выгоды. Василий Ржевский — ближний стольник Петра. В исполнении Петра Таширева этот герой, надевающий впопыхах рабочую одежду, чтобы создать иллюзию работы, становится олицетворением многих государственных служащих.
Свет покидает пространство, звуки строительных работ сходят на нет. Пётр остаётся наедине с собой. Вячеслав Смильский мгновенно раскрывает то наивное и светлое, что хранит в себе его герой. Из фигуры артиста вдруг уходит вся монументальность: он берёт в руки маленький корабль, тот самый, из колыбели, и растерянно садится. Он берёт в руки свою идею, которой до́лжно увлечь всю страну. Художник по свету Борис Гонецкий оставляет пространство затемнённым, высвечивая только фигуру Петра, создавая тенью его увеличенный абрис.
Именно из того мира в минуту размышлений Петра приходит странник. Денис Дубровкин не играет юродивого или святого, он создаёт образ хранителя Севера, поморского человека «отовсюду», обладающего тайным знанием. Его поступь — способ выражения мысли, перед каждым шагом — размышление. Дубровкин балансирует на грани между иным и земным мирами. Он знает, к кому и зачем пришёл, потому и разговор с императором о необходимости строительства флота под Архангельском проходит без привычной для него дистанции. На верхнем ярусе продолжительное время находятся лишь странник и сам Пётр, остальные появляются, но — не задерживаются.
Оберегают этот военный мужской мир две женщины. Евдоха Евгении Некрасовой — образ матери в высшем еë значении и понимании. Неслучайно в момент гибели Крыкова её тень напоминает абрис Богоматери. Некрасова ведущей силой своей героини делает любовь. Любовь истинную, всепрощающую, и ценность этой любви — в отсутствии вещественных причин. Мир Севера — уникальное пространство, где, быть может, в силу природных условий сохранились основы правильного, здравого бытия. Нельзя не вспомнить писателей, творивших на архангельской земле и живописавших жизнь поморов. Семён Писахов, Борис Шергин — эти имена, очевидно, взяты режиссёром во внимание не как внешняя подробность, а как особый способ миропонимания, миролюбия. Простоте этих смыслов соответствует и способ актëрского существования.
Любовь меняет оптику человека, позволяя в незамысловатом разглядеть высоту поэзии. Алëна Голубева (Таисия) совершает бытовые действия — убирается, поддерживая порядок в доме, и в этот момент пространство окутывает музыка северного хора, исполняющего поморскую песню «Ветер Сиверко». Незаметно появляется Афанасий Крыков, безответно любящий Таисию, тихо, не желая мешать девушке, он остаётся наблюдать за ней из глубины сцены. Никита Шихов (Крыков) возводит это наблюдение в категорию любования женщиной, оберегающей дом. Но любование приобретает оттенок трагического: Таисия не его женщина и оберегает не его дом. Глубина взгляда Шихова воплощает всю истинную суть любви. Войдя в дом, он спрашивает о кормщике Иване Рябове, возлюбленном Таисии. Этот эпизод в реальном времени длится не так долго, но здесь сценическое время расширяется.
Крыков — таможенный капитан, он не пропустил в Архангельск иностранные корабли с золотом, за что поплатился собственной жизнью. Сцена смерти Крыкова оказывается равновеликой его христианскому мироощущению. Звучит поморская поминальная песнь. Евдоха забирает у Афанасия меч, завёрнутый в белое полотнище. В её руках не оружие — память об убитом сыне Божьем. Словно ребёнка, она покачивает его на руках. Приглушён свет, и образ женщины тенью расширяется до образа Богоматери. Круг за кругом обходя Афоню, Евдоха раздевает его, освобождая от всего лишнего — земного. Крыков остаётся в исподнем. Только деревянный крест, вручённый ему Таисией, продолжает оберегать и указывать верный путь. Крыков выставляет его вперёд и поднимается на второй ярус капитанского мостика. Отдав свой долг Отечеству, переходит в пространство высшей правды.
Но есть и те, кто правды не признаёт. Герой Александра Соколова — шведский посланник, который под личиной лекаря русского воеводы выведывает секреты строительства. Соколов создаёт образ педантичного, услужливого человека, легко входящего в доверие. Его интонации строги, сухи и правильны. Сила его героя страшна ибо причины её неизвестны.
В новую идею о русском флоте не верит и князь Прозорский. Всеволод Ерёмин раскрывает героя через чиновничье приспособленчество. Его небрежность по отношению к государственному делу выражается и в избыточно театральном костюме: и манжеты слишком длинны, и парик вот-вот готов упасть. Да, он носит европейскую одежду, но выглядит в ней комично. Он не принимает петровских реформ, но подарки от шведского негоцианта принимает охотно. Вячеслав Клычёв вкладывает в своего героя, Яна Укварта, все умения поступиться любыми принципами ради достижения цели.
Захваченный шведами, мастер корабельного дела Иван Рябов соглашается помочь им. Алексей Афончин решает образ своего героя чрезвычайно просто. На нëм белая рубаха, кафтан да штаны. Оказываясь в плену, он соглашается на все подарки шведов. Он со всей удалью требует иноземный кафтан после нескольких опрокинутых чарок вина. Хитрость героя Афончин воплощает через уверенность решений и действий. Он принимает дары, но сделает всë, чтобы посадить корабль врага на мель. Афончин, держась за канаты, спрыгивает с капитанского мостика — сцена заливается красным цветом, слышны звуки крушения.
Музыкальная тема спектакля отражает то внутреннее беспокойство, которым охвачен Пётр на протяжении всего действия. Звучит «Тройка» из «Метели» Свиридова. Начинаясь мощно и уверенно, она постепенно стихает, чтобы вновь зазвучать во всю силу. Вот картины пути России времён петровских перемен и свершений, за которыми стояли ежедневный труд плотников, военные хитростей корабельщиков, молитвы женщин.
Финальная сцена спектакля — отражение эпохи. Государь на капитанском мостике, вокруг – его соратники. Пëтр по-юношески искренне не понимает, почему первому русскому кораблю не сальвируют. Может, он где-то недоглядел, что-то не учёл, может, снова реальная деятельность была подменена имитацией, как у Ржевского. Но вот в музыкальном действии слышатся барабаны — первому русскому кораблю сальвируют! Пётр радуется не как правитель, но как человек, у которого получилось воплотить мечту.
