Опасная связь
Рецензия на спектакль Александра Коршунова «Лёгкое знакомство» в театре «Сфера»
Год назад Александр Коршунов выпустил «Прозрачное солнце осени» по рассказам трёх Юриев — Казакова, Домбровского и Трифонова. Семь историй были сложены в четырёхчасовое полотно о любви и мудрости, самоотречении и предательстве; неспешно текущий, спектакль оставлял послевкусие «пышного увяданья» и был печальной думой на закате дня — или на закате жизни?..
В новом спектакле по пьесе Валентина Красногорова от меланхолии не осталось и следа. Темпоритм «Лёгкого знакомства» стремителен: два часа пролетают незаметно, действие захватывает с головой, погружая в бездну чувств и пучину размышлений.
Пожалуй, в репертуаре «Сферы» эта работа рифмуется с «Почему спешат часы» по пьесе Бернарда Слейда — другим спектаклем на Малой сцене. Как и «Лёгкое знакомство», она рассчитана на двоих главных исполнителей. Но если в американской истории всё приглушено утренним светом расставания, то в русской, наоборот, действие происходит ночью и волнует зажигающимся в ней фонариком любви.
Начало пьесы незамысловато. В ресторане сидят двое — Он и Она; Он изучает рукопись, Она изучает его. На вид банальная история: проститутка «клеит» командировочного, — но с каждой новой репликой всё менее понятно, кто эта женщина: ночная бабочка, интеллектуал, таинственная незнакомка? Чем больше Она погружается в туман неизвестности, тем яснее и прозаичнее предстаёт Он. Она атакует:
«А что такое, по-вашему, уличная женщина? — Та, которая продаёт любовь за деньги. — Значит, порядочных вы предпочитаете из экономии?»
В таком провокационном и подчас раздражающем тоне проходит знакомство героев.
Сценографию к спектаклю создала Ольга Коршунова. Как всегда в «Сфере», важна каждая деталь: зеркальные полки с алкоголем, туристическая продукция, дешёвая мебель. Обстановка унылая, как в трёхзвёздочных гостиницах. До начала спектакля актёры на своих местах, погружены в роли; Она окидывает взглядом зал, будто проверяя, все ли собрались.
Спектакль по-новому раскрывает ведущих актёров «Сферы» — Валентину Абрамову и Алексея Суренского. Обычно Абрамова играет коварных соблазнительниц и роковых женщин: Лолита, Дона Анна, Пенелопа, Зоя Монроз… Но есть и героини другого порядка: жёны-хозяйки, женщины, обиженные судьбой и ищущие справедливости, горячие, искренние души. В героине «Лёгкого знакомства» соединились два начала — пламенное и тихое, страстное и умиротворённое. Так родился образ, позволяющий говорить о новом этапе в творчестве Абрамовой. Её Она — творение не из простых и уж точно не из лёгких, стоит только проследить, сколько раз актриса меняет внутреннюю интонацию и подстраивает под неё все движения, все жесты, переходя от весёлой развязности к испугу и растерянности, от желания победить мужчину до страха перед его властью над ней. Находясь на нескольких квадратных метрах сцены, Валентина Абрамова рисует целый мир. Имя ему — Любовь.
Практически до конца спектакля Она пытается завоевать Его. Его, который ясно дал понять, что женат (и только в финале выяснится, что это неправда). В ход идёт всё: распущенность и интеллект, цитаты из Гюго и Горация, лукавый уход от ответа, неуловимая насмешка и ложь. Актриса властвует над сценой: тончайшие фиоритуры Абрамовой кажутся величием «Ла Скала», сопротивление Суренского — жалким лепетом. Подобно партнёрше по спектаклю, Суренский в своё время стал заложником фактуры: играл неистовых любовников, обаятельных нахалов… Здесь же его могучее тело запрятано в пиджачную тройку, волосы прилизаны, на носу очки. Обычный командировочный в обычной гостинице. К тому же одинокий и совершенно несчастный. Таким и увидела его Она: слабым, уязвимым и неспособным ответить на каверзные вопросы.
Честно говоря, на них трудно ответить любому. Как выдержать натиск незнакомки, которой, кажется, и Лисистрата в подмётки не годится? Как объяснить ей законы бытия, по которым женщина должна сидеть и ждать мужчину? Почему вообще нужно объяснять? Такую эмоциональную атаку вряд ли кто выдержит, и герой спектакля — не исключение. Во время наиболее острых эскапад принимаешь его сторону. А потом начинаешь подозревать Её в смертельном страхе одиночества и всё складывается иначе, как узоры в калейдоскопе.
Весь спектакль и есть калейдоскоп, причём с бесконечным количеством граней. Каждая реплика — повод к размышлениям из новой области, будь то биология, сексология или социальное неравенство, каждый вопрос — причина борьбы полов. В топку летит всё святое: брак, супружеская верность, семья, дети — и даже сама любовь подвергается сомнению. Так, бывает, кричат до хрипоты заядлые спорщики, а потом разом замолкают, увидев полёт птицы или летний рассвет.
Знак божественного присутствия в спектакле — сама возможность любви и дар единения. Чтобы обрести этот дар, героям придётся пройти через пошлые ситуации в ресторане, три раза поссориться и столько же помириться, возненавидеть друг друга и полюбить. К этим изменениям подводит и трансформация сцены; ресторан с вездесущим официантом, которого по-юношески легко и обаятельно играет Арсений Мичурин, сменяется гостиничным номером. Казалось бы, открытая перестановка, ничего особенного, но из неуютного ресторана мы действительно попадаем в комнату, где угадывается проход в ванную и куда так красиво падает свет из коридора. Даже занавески бросают отблеск от фонаря и колышутся на ветру; по стёклам будто бежит дождь. Пьеса располагает всеми данными для изображения номера как приюта адюльтера, с блеском и нищетой мимолётного свидания, но Ольга Коршунова пошла иным путём. Она одухотворила любовью пространство, для которого само понятие любви неприемлемо. Из временного пристанища она создала дом.
Уставшая от позднего часа и бесплодных усилий, Она наносит Ему последний «удар»: заказывает в номер шампанское и переодевается в сногсшибательное платье. Только что, в ресторане, Она обрушила на нас речи, полные цинизма и презрения к мужчинам, но в номере оттаивает, из последних сил держа маску на лице. Скоро рассвет. Оба устали. На обломках ночи случаются две исповеди: Его и Её. И Он и Она были молоды, влюбились страстно, безумно и были брошены. С тех пор Он сторонится женщин, а Она стала Доной Жуаной и соблазняет мужчин направо и налево. И лишь теперь, в номере провинциальной гостиницы, зарождается между ними великое таинство Любви. Рождается легко, но признаётся трудно. Герои поменялись местами: теперь мужчина завоёвывает женщину и натыкается на те же препятствия, что чинила Теодоро надменная Диана де Бельфлор.
Когда обе стороны исчерпали свои возможности, наступает ничья. Так и у влюблённых: робость и нерешительность не приводят к счастью. Сменившая много обликов и состояний, Валентина Абрамова будто «отпускает» героиню: сидит в кресле и своим обычным голосом, без фиоритур, говорит горькую истину о расставании. Пик Алексея Суренского приходится на вторую, «гостиничную» часть спектакля; в монологе о прошлом его герой раскрывается наиболее полно — и тут же сворачивается, будто боясь собственных чувств. На протяжении спектакля он остаётся слабой тенью женщины, предметом её интереса и отвращения, слабости и любви. К сожалению, наиболее ярко здесь звучит актриса, а не актёр, что, разумеется, не умаляет мастерства и опытности Алексея Суренского.
Громкий, пафосно-обличающий спектакль догорает к концу, как свечка. Всё тише слова незнакомки, всё печальнее Его глаза. Вот Он собирает портфель, направляется к выходу, а Она буднично, как домохозяйка, принимается убирать со стола. Конечно, «плохой конец — заранее отброшен»: Он возвращается. Неизвестно, было ли так задумано режиссёром или вышло случайно, но финальный монолог Суренского настолько отрешённый и медитативный, что поневоле вспомнишь театр «Около». Проведя весь спектакль на живительной ноте психологизма, здесь он будто даёт волю иронии: мол, иди, но предупреждаю — снова обожжёшься, как обжигался в опасных связях не раз. Однако эта сценическая загадка не роняет в душу подозрение, а подводит к самому душевному моменту спектакля: герои сидят на кровати и смотрят друг на друга, плача и улыбаясь. Медленно гаснет свет.
В такие минуты духовного очищения благодаришь «Сферу» за возможность «потрястись одним потрясеньем, зарыдать одними слезами и засмеяться одним всеобщим смехом».
Фото Сергея Майтелеса
