О вечном и овечном
Рецензия на спектакль Татьяны Родиной «Дон Кихот» в Городском драматическом театре Нижневартовска
На два часа Нижневартовский драмтеатр превращается в Верхламанчский дом культуры. Его сотрудники активно работают в фойе и приглашают гостей осмотреть выставку, посвящённую Средневековью. Здесь можно увидеть целебные снадобья, рыцарские латы, орудия пыток и даже рыцарский меч. Вартовчане постепенно начинают привыкать, что спектакли Татьяны Родиной начинаются «с вешалки». Впрочем, в доме культуры сегодня не спектакль, а лекция на тему «Дон Кихот спустя 500 лет». Портал сцены полностью затянут белым полотном, недалеко от рампы – проектор для демонстрации слайдов.
Как водится в подобного рода учреждениях, культурный вечер предваряет торжественная церемония. На этот раз почётную грамоту имени Дон Кихота вручают заслуженному овцеводу Педро Педровичу Петрову — за то, что он презентовал местному музею «меч XVI века».
В пространстве дома культуры будет развиваться и всё дальнейшее действие. Инсценировку специально для Нижневартовского драмтеатра написала молодой драматург Влада Мицукова. Татьяна Родина изначально отказывается от мотива рыцарского путешествия. Вернее, путешествуют зрители, постепенно углубляясь во внутренний мир главного героя.
Этот Дон Кихот не носит латы, а его шлем с забралом — очевидно бутафорский. К зрителям выходит умиротворённый человек и смотрит на них добрым взглядом. Говорит актёр Артур Абачараев с нарочитым кавказским акцентом, провоцируя у зрителей своеобразное узнавание. Сколько подобных людей мы видим вокруг ежедневно: дворников, сантехников, таксистов — и не задумываемся, что кто-то из них может быть дон кихотом. Наш Кихо Сосоевич — электрик, буквально — человек, несущий свет всей Верхней Ламанче. Он единственный здесь разбирается в электричестве и понимает, что такое человеческое тепло, доброта и сочувствие ближнему. Он не кричит о своих подвигах. О тех, которые совершены ранее, мы узнаем от других персонажей. Причём в негативном ключе. Тот же Педро Педрович (Сергей Лесков) горько сокрушается о сломанном рыцарем загоне и убежавших в горы овцах.
Наверное, прав был Игорь Губерман, что «люди происходят от овец», но в спектакле овцы поэтизируются. «Лиричный» дон Педро (одни только напомаженные усы и классические брюки, заправленные в дутые сапоги, чего стоят) со сцены дома культуры читает стихотворение Елены Ярышевской:
«Целый день Овечка Думала о вечном: О прохладной речке, Поле бесконечном, О смешных барашках Там, на небосводе, О своих кудряшках, Травке и погоде. О родном крылечке, Мотыльке беспечном… Думала Овечка О своем, ОВЕЧном».
В таком «овечном» мире живёт Кихо Сосоевич. Свою нехитрую философию радости и печали он излагает почти в самом начале спектакля. «Горе — боль, страх и тяжесть. Но помните о том, что в страдании вы не одиноки. Видите, что плохо человеку, — подойдите, спросите, как у него дела, чем ему помочь. Если он не ответит, просто сделайте ему добро», — говорит зрителям электрик Дон Кихот.
Добро делать просто. Это приносит герою радость. Притом что сам он живёт с большой печалью. Дама его сердца — культработник Евдокия Тобольтовна (Дульсинея Тобосская, Дуся) — не очень рада знакам внимания. Она их стесняется, а надоедливого ухажёра отвергает. Алёна Михеева играет женщину — синий чулок, одинокую, хорошо за тридцать, увлечённую литературой до лёгкого безумия и совершенно отрешённую от жизни.
Спектакль начинается с очередного признания в любви. Пока зрители устраиваются на своих местах после экскурсии по выставке, Кихо с помощью верного оруженосца Санчо (в спектакле он — охранник дома культуры Саша) вытаскивает на сцену стол (туловище), водружает на него два параллелепипеда (шея и голова), приделывает сзади гофру (хвост), конструируя таким образом своего Росинанта. Роль серого ослика Санчо играет стул, закреплённый на тележке, в которую затем усаживают Дусю для вручения букета цветов. Руки Кихо во время этого торжественного акта защищают прорезиненные перчатки электрика.
Структура нижневартовского спектакля напоминает шкатулку, у которой не одно дно. Сцена с признанием в любви — эпиграф, рисунок на её крышке. Классические образы шаржированы до предела: так дети во дворах раньше играли в рыцарей. Сразу понимаешь, что далее стоит ждать хулиганства. О печальном здесь рассказывают весело.
Именам всех персонажей присущ экзотический колорит. Директора дома культуры величают Валенсия Реалмадридовна (Валентина Захарко), а одну из её сотрудниц — Наталья Орейровна (Наталья Корнейчук).
Есть здесь и своя аристократия — чиновница от культуры Альтисидора Дункановна, которую в Верхламанчском учреждении хотят видеть куратором. Евгения Цариценская строит роль на точных актёрских наблюдениях. Её героиня — смесь самоуверенности, пафоса, хамства и вседозволенности. Это великолепие облачено в голубую шубу перьями и шествует по сцене в серебристых сапогах на каблуках. На современного эффективного руководителя совсем не похожа, но любит, чтобы всё происходило по его отмашке. В Верхламанчском доме культуры можно.
Тут только названия экзотические — остальное всё родное, знакомое: проектор для слайдов не включается, лекцию про Сервантеса слушают вполуха. В это время интереснее наблюдать не за Дусей, ищущей удлинитель, а за группой, которая во главе с Альтисидорой разместилась в правом проходе зрительного зала. Ей и адресует свою альтернативную биографию писателя Кихо Сосоевич. Он и слайды для рассказа подготовил: на первом — рождение Сервантеса (фреска Микеланджело, на которой у Адама вполне узнаваемое лицо с эспаньолкой), на втором — на конях восседают три богатыря: Шекспир, Сервантес и Леонардо (школьная прогулка). Больше всех радует зрителей «Опять двойка» Фёдора Решетникова с автором «Дон Кихота» в главной роли и приговором «Плохо учишься — электриком будешь». Так герой спектакля рушит легендарную (но во всём ли достоверную?) биографию своего создателя. Самого Дон Кихота придумать невозможно. Им нужно родиться.
Перенос действия в глубинку Мадридской области ничему абсолютно не противоречит. Много ли в России людей, которые точно знают, как там было в XVI веке в Ламанче? А пожалуй, точно так же, как у нас сейчас. Конфликт рыцаря с обывателями своей сути не меняет. Был бы «дон кихот» (это важно), а сброд вокруг всегда соберётся.
Всё это сплошь милые люди, которые даже не рассуждают — живут штампами («все мужики — пьяницы», «дети без культуры обязательно пойдут по плохой дорожке»), а предать готовы просто так. В Средние века такие топили и жгли на кострах ведьм. Бояться стоит не грозного Торквемады, а какого-нибудь Педро Педровича с его овечьими представлениями о нормальности или практичной садистки Натальи Орейровны. Назначенная лектором вместо уволенной Евдокии Тобольтовны, она тут же начинает рассказ о своей любимой Инквизиции, которой Сервантес почему-то посвятил всего одну главу.
Переход от лекции и местечковых интриг к историям, созданным классиком, происходит почти незаметно. Те, кто хотя бы немного знаком с романом, легко считывают хрестоматийные приключения идальго и его верного оруженосца.
Составной частью программы в доме культуры становится выступление сводного верхнеламанчского хора «Кузнечики», который исполняет песню о Дон Кихоте под чутким руководством Валенсии Реалмадридовны (коллектив составили студенты актёрского курса ЕГТИ и дети сотрудников театра). Это пародия на стандартные выступления, когда парадно одетые дети плохо поют какую-нибудь ерунду. Смыслово сцена соотносится с эпизодом освобождения беглых каторжников. Кихо просто предлагает «кузнечикам» не петь, если им не нравится. Причём разговаривает с ними как хулиган Жорик Вартанов с его «здравствуйте, дети», но без пошлости, а с добротой и пониманием, тогда как Валенсия считает, что без её чуткого руководства юные верхламанчцы уйдут в подворотню и станут наркоманами. Такое представление о жизни, впрочем, не мешает ей изгнать из хора самого рослого ребёнка — Андреаса Проныркина (Михаил Дедерчук), который неправильно берёт ноты.
В этой сцене легко угадывается сервантесовское спасение мальчика-пастушка от бичевания. Правда, в спектакле Кихо не ограничивается заступничеством. Он помогает Андреасу стать рыцарем. Обряд посвящения, как и ранее над самим электриком, совершает один из зрителей.
Сцена соблазнения Дон Кихота Альтисидорой поставлена в спектакле с вызовом и откровенностью. Подчёркивает неприкрытую наглость чиновницы то, что Кихо в начале разговора просит её восстановить на работе Дусю и повысить зарплату Александру. Плата запрошена очевидная — изменить даме сердца. Получив отказ, вкусившая на банкете Альтисидора буквально бросается на Кихо: ее нечёткое фламенко переходит в пьяный танец. На авансцене их и застают прочие участники закулисного банкета. Евдокия Тобольтовна, страшась гнева начальства, отказывается от Дон Кихота. Но именно здесь и сейчас её неприязнь вдруг перерастает в ревность и первое предчувствие величия человека, любящего её.
С портала срывают белую пелену, которая скрывала не только пространство сцены, но глубины души героя. Постепенно мы проникаем в его внутренний мир. Это уютная кабинка-мастерская с окошком, в которой прячется от позора Кихо (сценограф спектакля — Варвара Бабошина). Здесь обилие инструментов, аккуратно разложенных по своим местам, а в углу припасена бутылочка вина, которую распивают рыцарь и оруженосец. Роль Санчо досталось Евгению Наумову, который статью, пожалуй, и превосходит своего патрона. Он добряк и философ: легко может рассуждать о вине, любви и верности. Этакий Омар Хайям от сохи. Общение с ним — бальзам на раненую душу идальго. Пространство пьесы не позволяет актёру развернуть образ. По совершенно понятным причинам в спектакле нет сцен с губернаторством Санчо Пансы, которые помогли бы это сделать.
А вот сцена скачки выглядит почти эпично. И никого не смущает, что это скачка на месте, а Росинант и ослик — всего лишь два металлических стула, закреплённых на основе от кресла-качалки. Два друга словно становятся единым целым, понукают скакунов и вдохновенно поют. Кстати, здесь, в мастерской, мы видим сразу несколько моделей Росинанта. Герой находится в вечном поиске.
Он одинок в этом Верхламанчском мире, единственный человек, смыслящий в электричестве и свете. Как хорош букет из лампочек-бутонов в руках, с которым он спешит на свидание, но Дульсинея отказывается от него из страха быть наказанной начальством, а Санчо, хоть и утверждает, что «Кихо — хороший», ведётся на провокацию интриганов и участвует в сцене с «похоронами» Альтисидоры. Даже Андреас Проныркин, которого Кихо спасает от гнёта Валенсии, говорит: «Помощь рыцаря хуже беды».
Подвиги дон кихота «никому не нужны и ведут к смерти». Вот и Альтисидора не выдержала «мук любви» — преставилась. Сцена репетиции похорон поставлена очень комично. Альтисидора Дункановна под попсовую песню долго выбирает позу для смертного одра, а ей помогают слуги (в их числе и Санчо), костюмы которых украшают жабо из пластиковых стаканчиков, рулонов туалетной бумаги, перчаток и гофры.
Кихо вывозят на авансцену привязанным к тележке из «Магнита», с медицинской уткой под сидением. Чем-то в этот момент он напоминает Рэндла Макмёрфи (героя «Пролетая над гнездом кукушки») — после операции. Ему предлагают самому «умереть» и начать новую нормальную жизнь. Но тут лоботомии не было, а вменяемым безумием Дон Кихота не сломить. Его, конечно, поражает «воскресшая» Альтисидора, которая, насмехаясь, делает несколько селфи с поверженным героем в разных позах. Но это не победа. Оскорблённый, он может уйти в себя, но остаться собой.
Эта часть спектакля идёт в замедленном, рваном темпоритме. Суета Дульсинеи и Санчо наталкивается и даже проваливается в анабиоз Кихо. Он не хочет жить в тисках лживых объятий, в окружении личин, масок. Он верит в людей, любовь, милосердие и добро.
Главное для Кихо — не подвиги (в финале спектакля на сцене появляется мельница, но герой не видит в ней великана), а свобода, которая окрыляет. Рабство же — худшее, что есть на земле.
Физической свободы его в финале лишают: просто подводят под уголовную статью, воспользовавшись пожаром (или устроив пожар) в доме культуры, в котором, конечно, виноват электрик. Кихо досматривают и уводят в широкие металлические ворота в то время, когда Дуся читает подробное описание обряда посвящения в рыцари. Там чётко обозначено, что только в этот момент рыцарь может принять пощёчину и не ответить на неё.
Но свято место пусто не бывает. На сцене с легендарной фразой: «А что это вы тут делаете?» — появляется побитый, весь в копоти пожара, но довольный собой Андреас Проныркин, готовый к подвигам. И потрясённая потерей Евдокия Тобольтовна рассказывает ему, что Дон Кихот был. Это подразумевает, что он есть и будет. Затем она усаживает Андреса и всех «кузнечиков» к экрану и показывает диафильм про идальго (киноаппаратуры в Верхламанчском доме культуры, видимо, до сих пор нет). Это не обожествление персонажа. Тема живой памяти очень важна для Татьяны Родиной, поэтому после показа из-за экрана, образованного из железных ворот, к публике выходит Кихо и протягивает руки.
Детскими голосами Issaac&Nora звучит песня «VienteAnos» («Двадцать лет»):
«Если бы то, чего хочет человек,
Могло сбываться…»
В фойе выходящие зрители видят сгоревшие библиотечные книги. Так когда-то жгли книги Дон Кихота, Галилея, Коперника, Томаса Манна. Но рукописи чаще всего не горят, а подвиги остаются бессмертными. Герой Сервантеса уже давно живёт собственной от автора и романа жизнью.
Букет из лампочек Кихо мерцает во тьме.
