«Есть в Москве особая категория людей. Она ничего не понимает в живописи, не интересуется архитектурой и безразлична к памятникам старины. Эта категория посещает музеи исключительно потому, что они расположены в прекрасных зданиях. Эти люди бродят по ослепительным залам, завистливо рассматривают расписные потолки, трогают руками то, что трогать воспрещено, и беспрерывно бормочут: “Эх! Люди жили!”» — эти слова вспомнит каждый, кто держал в руках роман Ильфа и Петрова. Именно с иронически звучащих под сводами Курганского театра драмы строк романа начинается премьерный спектакль «12 стульев»: голос автора ещё до открытия занавеса читает их, встречая только-только входящих в зал зрителей. Постановка Павла Южакова пронизана иронией — это сатирическая комедия, высмеивающая нравы человечества в целом или непосредственно столичную «элиту», недальновидную публику, а может, всё вместе и сразу. Тем не менее зрители смеются там, где надо смеяться, восхищаются блеском оживших бриллиантов (оживших в прямом смысле: их играют три девушки в серебристых коктейльных платьях) и пишут в отзывах о том, что спектакль «шикарнейший» и «великолепный». Это настоящее шоу со светомузыкой и почти эстрадной пышностью, оставляющее после себя туманную дымку восторга и восхищения. Но что будет, когда туман рассеется?..

Курганский театр драмы с самого начала своей истории отличался душевностью, теплом и искренностью, присущими театральной провинции в самом хорошем смысле слова. Той провинции, которая близка к народу, которая его чувствует и понимает. И если приезжий режиссёр (что в Курганском театре довольно частое явление) находит подход к труппе, видит особенности театра, ощущает его атмосферу и стиль, а самое главное — грамотно раскрывает все достоинства труппы, в репертуаре появляется крепкий спектакль с сильными актёрскими работами и чётким режиссёрским рисунком. Доказательство тому — спектакли «Похороните меня за плинтусом» Дмитрия Акриша, «Муму» и «Отец Сергий» Дениса Хусниярова. Однако со спектаклем «12 стульев» немного иная ситуация. Хороший актёрский состав поставлен в неудобное положение: излишняя пестрота костюмов, наслоение текста и музыки, недоработанный материал и «попытки насмешить» сбивают с толку, отвлекают внимание от основной мысли. В итоге получается яркое зрелище с примитивными шутками, чтобы расслабиться и «весело провести время». Но не только же ради развлечения зритель ходит в театр, ведь, как сказал Максим Горький, «искусство должно облагораживать людей». 

За драматургическую основу Павел Южаков берёт инсценировку Николая Коляды, разбавляя её голосом автора с текстом самого романа. Такое соединение исходного материала с событиями, выделенными в пьесе, опасно: оно может создать путаницу не только в головах зрителей, но и на сцене. Пьеса сокращена, причем иногда в ней упускаются действительно важные моменты, простраивающие сюжетную композицию и логику повествования (например, исчезает пароход, на котором герои плывут после представления в театре Колумба, а между тем место действия неожиданным и непонятным образом перемещается из Москвы в Пятигорск). Комментарии автора, сопровождающие каждое действие героев, усиливаются звуковым беспорядком музыкальной партитуры: новое движение — новый звук, всего один жест — а в аккомпанемент ему звучит полноценная мелодия, и все эти мелодии — разные по стилю, интонированию и темпу. Всё это дробит спектакль, не хватает узелков, сцепляющих оторванные лоскуты в единое полотно. 

Минималистичная сценография выявляет ту же проблему: в каждом новом эпизоде на сцену выезжает платформа — то с дверью, то с подиумом, то с высокой железной конструкцией, разделённой на четыре «ячейки» и напоминающей ящик (художник-постановщик — Николай Чернышёв). Даже эти, казалось бы, почти незаметные декорации загромождают пространство, рубят линию повествования на отдельные, не связанные друг с другом сцены.

Лейтмотивом спектакля Южаков, отвечающий также за музыкальное оформление, выбирает песню «Канкан» группы «Агата Кристи». Сопоставить русский рок конца 80-х с эпохой двадцатых годов ХХ века довольно сложно, особенно если учитывать мистику и сюрреализм текстов «Агаты Кристи». Однако есть здесь связующее звено, а именно фраза «частица чёрта в нас заключена подчас», произнесённая Бендером в одной из сцен романа. Может быть, композиция о жгучем, злобном танце, захватывающем души людей, намекает на безликость героев, их отстранённость от жизни и увлечённость навязчивой, больной идеей. Или же режиссёра заинтересовала её ирония. Как бы то ни было, мелодия «Канкана» сопровождает все безмолвные сцены, смену декораций, выход и уход героев, а также исполняется полностью Эллочкой Щукиной и Фимой Собак, «известными во всей Москве», в столовой «Прага» перед аукционом.

Действие, согласно пьесе, начинается исповедью умирающей мадам Петуховой. Она стоит на возвышении; освещаемая пламенем свеч, с ореолом вокруг головы, она напоминает икону, а на заднем фоне несколько фигур, укутанных в чёрные плащи, монотонно поднимают и опускают лопаты. Хриплый голос, устрашающая неподвижность и клокочущая безмятежность Любови Савиной, исполняющей роль Петуховой, погружает зрителей в транс, некое забвение, переносящее из реального мира в мир художественного вымысла. В этой маленькой, но такой важной роли — завязка всего действия. Это тот самый случай, когда актриса, появившись всего на пару минут, охватит своей энергией целый зал и задаст тон всего спектакля.

Смерть мадам Петуховой «запускает» жизнь Воробьянинова: актёр Иван Сергеев (исполнитель роли в первом составе) предстаёт сперва сгорбленным от старости, с тростью, полухромым, в седом парике и поношенном пальто. Услышав же историю о спрятанных в стуле бриллиантах, он резко выпрямляется, парик и пальто спадают — герой «омолаживается», захваченный мыслью о поисках драгоценностей. Однако преображение происходит не до конца: по режиссёрскому замыслу ли, или ввиду молодости актёра, Воробьянинову здесь прибавляют несколько лет. На протяжении всего спектакля Иван Сергеев сохраняет образ хиленького, дряхленького старичка, но, к сожалению, не всегда точна его пластика. Порой физическое состояние старости пропадает и от заявленного пожилым Ипполита Матвеевича остаются лишь трясущаяся поступь и забавная мелкая жестикуляция. А без внутреннего ощущения возраста сложнее убедить зрителя в правде персонажа.

Во втором составе Воробьянинова играет Сергей Жураковский. В его исполнении нет возрастной метаморфозы, но, что очень важно, здесь прослеживается развитие персонажа. Появляясь в первой сцене бывшим предводителем дворянства, в конце спектакля он становится практически нищим, потерявшим всё, разочаровавшимся преступником. Отчаяние, стыд, падение и безысходность в сцене прошения милостыни постепенно расширяются и укрупняются, превращаясь в озлобленность, и доходят до крайности при убийстве Бендера. Напряжение и ярость отражаются и в походке, и в срывающемся на крик голосе, и в остекленелом взгляде.

При разборе романа первым делом необходимо определить центр произведения. Так, например, в спектакле «Двенадцать стульев» Николая Коляды центр смещается в сторону Ипполита Матвеевича и его трагедии — потери им собственного «Я». В спектакле Курганского театра драмы всё вращается вокруг Бендера. Если «великий комбинатор» Сергеева перехватывает всё внимание, то в паре с Воробьяниновым-Жураковским чётче прослеживается дуэт двух главных героев. Что касается самого Остапа Бендера в голубом костюме в полоску, шарфе и морской фуражке (невольно вспомнишь фильм Марка Захарова), то Иван Шалиманов легко и непринуждённо существует в этой роли, возвышаясь над собеседником, с пренебрежением и сарказмом относясь к окружающим. В нём есть присущие Бендеру беспечность и любование собой, уверенность в том, что всё ему подвластно, что он повелевает всем и всеми. Однако иногда проскальзывает ощущение, что не герой восхищается собой, а сам актёр, и даже не своим персонажем, а своей ролью.

В любой комедии невозможно обойтись без жизнеутверждающей драмы. Нотки трагедии сокрыты в отце Фёдоре и его истории погони за бриллиантами. Это боль и унижение обманутого человека, которые очень точно передаёт Сергей Радьков. Осмеянный, забытый и оставленный всеми, кроме верной жены (Екатерина Горяева), он ни на секунду не теряет надежды. За неё он и борется, от неё он и погибает. С каждой новой сценой внутренний страх нарастает всё больше и больше, и в финале отец Фёдор выходит в изорванной рубашке, подавленный, но пока ещё не сломленный. Эти стулья стали смыслом его жизни, и когда он, наконец, заполучает все двенадцать, угасшая уже было надежда вновь возгорается пламенем. Жаль, что ненадолго. Не найдя желаемого, он всё-таки теряет надежду, а вместе с ней и рассудок. И чем больше безумия в отце Фёдоре, тем больше отрешённости в покорной жене. Сергей Радьков создаёт своего героя на контрасте: глубинные, истошные крики постепенно сходящего с ума человека переплетаются с такими же сумасшедшими, сумбурными, но нежными и чувственными монологами из писем к жене. 

В спектакле занята почти вся труппа театра, у многих актёров по две или три роли. Большая «массовка» сопровождает главных героев везде. Но это не просто толпа, это группа людей, у каждого из которых — свой характер, своя судьба, своё мироощущение. Что самое главное — актёры работают вместе качественно и грамотно. В ансамблевых сценах, в хоре и танцах они звучат мощно и едино, это слаженный организм, но при этом в нём виден и заметен каждый. Это живая материя, подвижная, изменяющаяся и трепещущая. Грузная и вездесущая мадам Грицацуева, страдающая без любви и ласки (Анна Липская), томная Елена Станиславовна, не выпускающая изо рта сигареты, вынужденная из аристократки стать псевдогадалкой (Ирина Шалимова), вечно пьяный дворник Тихон с азиатским акцентом (Алишер Искандаров), юные, наивные и эмоциональные Лиза и Коля, ютящиеся в тесном «отсеке» общежития (Анна Сараева и Андрей Гаврилов), хромые и босые беспризорники, охотящиеся за копеечкой, оказывающиеся в нужное время в нужном месте (Илья Майсадзе, Станислав Ермолин, Никита Мезенцев).

Начинаясь со смерти, спектакль и заканчивается ею же. Только уже не физической, а духовной, моральной, окончательным падением человека. Бендер убит, отец Фёдор сходит с ума, Воробьянинов на грани безумия и гибели. И лишь мадам Петухова, ушедшая в самом начале, возвращается теперь в образе старухи, сообщившей Ипполиту Матвеевичу жестокую правду об участи бриллиантов. В этом закольцованность спектакля: она запустила цепочку этих невероятных похождений, она же её и оборвала. Любовь Савина, статная и возвышенная в первой сцене, предстаёт совершенно противоположной в роли старухи. Укутанная в изношенную шубу, с шапкой-ушанкой на голове, она, смеясь и хихикая, по-деревенски просто рассказывает удивительную историю — свою историю нахождения драгоценностей. Столько людей бились за них, столькие лишились жизни и разума. А достались они обычной женщине, не гонящейся за «всем прекрасным», не польстившейся на блеск побрякушек.

Вот и выходит, что всё гениальное — просто.

Премьерный спектакль Курганского театра драмы полон экстравагантных режиссёрских решений. Однако главное — чистая и откровенная актёрская природа — оказывается спрятанной за внешним многообразием оформления. Хочется видеть больше самобытности, душевности, которые за всей вычурностью современной жизни и так довольно сложно разглядеть. А для этого не нужны «великие открытия», достаточно всего лишь углубиться в суть и направить взор на то, что действительно важно, — незаурядность и уникальность труппы и самого театра.

Авторы

Валерия Буслаева