Не бойся быть счастливым

Главная книга сезона у петербургских режиссёров — «Воскресение» Льва Толстого; московские же обратили внимание на пьесу Арбузова «Мой бедный Марат». Начиная с сентября премьеры по ней выпустили Эдгар Закарян в Театре на Таганке, Александр Карпушин в Театре Романа Виктюка, Иван Судаков в Театре Армии и теперь — Борис Дьяченко в Театре имени Пушкина. 

Как и «Воскресение» Толстого, камерная пьеса Арбузова не предназначена для сбора кассы. Здесь надо работать не «вширь», а «вглубь»: узнавать что-то про блокаду Ленинграда, погружаться в культурно-исторический контекст, выстраивать долгую и сложную линию взросления героев. Их всего трое, и каждый на виду: крупную обрисовку типажа необходимо сочетать с тончайшими — то ли арбузовскими, то ли чеховскими — паузами и недомолвками, всё нарастающий бытовизм — со всё убывающей поэзией. Работа трудная по всем направлениям, но студенты мастерской Евгения Писарева справились с ней блестяще. 

Звучит вальс сороковых годов, и контражур высвечивает три силуэта за окном: два мужских, один женский. Угадывается край платка, шинели, пальто — и свет опять гаснет. Выходит и ложится на тахту Лика в исполнении Ляли Анпилоговой. Девичья искренность и простота Ликиного облика трогают до глубины души, хотя героиня не сказала ещё ни слова: у неё не сделаны по последней моде брови, не подкрашены губы, не подведены глаза; волосы растрёпаны и спадают на плечи пушистыми прядями. Замечательно созвучна внешности героини декорация: высокое окно с занавесками, тахта с наброшенным на неё пледом. Всё неброское — льняное, шерстяное, деревянное; в белых оттенках молока и коричневых — бородинского хлеба. 

Большое впечатление производит Марат в исполнении Яна Сибряева. Худощавый, невысокий парень, только чёрные глаза горят, как угли, и зубы стиснуты в вечном напряжении. Приход Марата в родную квартиру, где спит чужая ему Лика, Сибряев отыгрывает с большим вниманием и чуткостью, не делая ни одного лишнего движения, не спекулируя «состоянием». И он, и Ляля Анпилогова, будучи совсем юными актёрами, выходят на сцену «наполненными», что не может не радовать. Диалоги оба проводят на повышенных тонах, практически без пауз, но не захлёбываясь и не теряя дыхания. Хочется верить, что такая скорость — не недостаток сценической речи, а символ стремления героев вперёд и ввысь; от молодости — к счастью и мечте.

Спектакль летит от сцены к сцене, не давая опомниться. Вот уже поцеловались Лика и Марат, и в комнату вваливается Леонидик. Затемнение, звуки вальса — и прожектор высвечивает новую мизансцену, где героев уже не двое, а трое. Мечтателя Леонидика играет Артём Ляшенко — актёр превосходной наружности и утончённого, даже аристократического склада. Как и Анпилогова с Сибряевым, он мгновенно приковывает к себе внимание. Леонидиком любуешься: это слабый, но очень красивый интеллигент в драповом пальто, наброшенном на плечи с поистине пушкинской грацией. 

Соревноваться с таким красавцем Марату Евстигнееву не под силу, и он начинает придумывать истории — проще говоря, врать. Чёрные глаза Марата загораются ярче и вдруг подёргиваются влагой: он делает усилие, чтобы не заплакать, ведь на кону — счастье всей его жизни. Но Марату удаётся сдержать слёзы, и он тайком от Лики уходит на фронт. Следом за ним уходит и Леонидик.

Прошло четыре года. Кончилась война. Лика поступила в медицинский и из девчонки превратилась в девушку: её юбки стали длиннее, а причёска — аккуратнее. В отличие от Лики, не изменился Леонидик: он является в том же пальто, только без кисти левой руки. Артём Ляшенко играет физическую потерю героя с удивительным тактом и правдоподобием, и чёрная кожаная перчатка смотрится на нём не уродливо, а даже… элегантно.

Не сбавляя эмоционального накала спектакля и не нарушая его темпоритма, Анпилогова и Ляшенко ведут парные сцены быстро и отчётливо. Слово цепляется за слово, и возникает та кружевная вязь, что роднит Арбузова с Чеховым. 

И тут в комнату входит Марат. Его неожиданное появление не шокирует Лику — все эти годы она знала, что любимый человек вернётся. Только не думала, что любить его окажется так трудно. Решающий разговор Марата, Лики и Леонидика проходит в накалённой обстановке. Никто из них не кричит и не плачет, а кажется, что кричат и плачут все, — настолько свежи душевные раны каждого. Тот, кто должен был остаться, уезжает. Тот, кто должен был уехать, остаётся.

Пронеслось над Ленинградом ещё тринадцать лет. Лика и Леонидик женаты: она — участковый врач, он — поэт, не знающий удачи. Лика всё больше «закрывается»: кофта застёгнута на все пуговицы, волосы собраны в пучок, руки скрещены на груди (с какой грацией они ложились на плечи Марата во время их первого вальса!). При взгляде на Лику и Леонидика понимаешь: оба несчастны. И в этом страшном преступлении — несчастьи — их приходит уличить Марат. Язык не поворачивается назвать Марата мостовиком или мостостроителем; у него не работа, а миссия — соединять берега. И он снова и снова приезжает из Саратова в Ленинград, чтобы наладить главный мост своей жизни. Как много Марат говорил о счастье, а остался несчастным. Но новый, 1960, год даст надежду всё исправить.

До боя курантов остаётся несколько минут. Лика и Леонидик играют в карты; Леонидик нервно посматривает на часы и то и дело окидывает комнату взглядом, чтобы запомнить её наизусть. В полночь он уходит навсегда, оставляя на своём месте… Марата Евстигнеева. 

Марат и Лика стоят в разных углах комнаты, ошеломлённые тем, что остались наедине. Они медленно подходят к окну и смотрят на улицу, где только что скрылся Леонидик. Звучит «Белый вальс» Высоцкого. По щекам Лики текут слёзы.

Кажется, эти двое больше не боятся быть счастливыми.

Фото: сайт Театра имени Пушкина