Мужское — женское — мужское
В год 200-летия Александра Островского режиссёры Москвы обращаются не только к знаменитым пьесам драматурга, но и к тем, что мало знакомы сегодняшним театралам. Пьеса «Грех да беда на кого не живёт», за которую её автор получил престижную Уваровскую премию, снискала большую популярность в провинции, с успехом шла в Малом и Александринском театрах в 1863 году, но после оказалась надолго забытой. Столичная публика увидела её на сцене только в 2015 году: в постановке Владимира Бейлиса во МХАТе им. Горького. О премьере пьесы в театре Et Cetera для первого выпуска «Театрального журнала» пишут Роман Бардаков и Екатерина Данилова.
В этом сезоне, в юбилейный год Островского и в год 30-летия театра «Et Cetera», свою интерпретацию пьесы представляет режиссёр Марина Брусникина. Мотивируя этот выбор, Брусникина называет пьесу удивительной и формулирует её главную мысль: пьеса-де про «столкновение правд и прав людей» и про «невозможность жить, как хочется». На классическом материале Марина Брусникина делает спектакль о хрупкости семейных отношений и опасности провинциального невежества и домашнего насилия.
В соавторы режиссёр пригласила художницу Нану Абдрашитову. Это не первая их совместная работа: Абдрашитова уже работала с Брусникиной над спектаклями «Офелия боится воды» (МХТ, 2018 год) и «Обращение в слух» («Сфера», сезон 2015-го). Задача художницы в этом спектакле — придумать город Калинов, тот самый, в котором жила и умерла Катерина Кабанова. Абдрашитова наполняет спектакль элементами с лубочных картинок и загоняет драму под резную рамку-крышу, которая, вроде бы, призвана украшать непритязательную картину провинциальной семейной жизни, но на деле, покосившись, лишь лицемерно символизирует идиллию и обозначает границы предрассудков, из которых герои не могут выбраться.
Никакой идиллии в доме Красновых нет. Маленький город, где обитает семья Льва и Татьяны, — это мир несчастливых людей, привыкших жить традиционно, по писаному. Это мир провинциальный, примитивный, мир мужской агрессии и женской покорности. Этот мир был всегда: он существовал в XIX веке, современном Островскому, продолжает процветать и в наши дни, оставаясь почти неизменным, прячась от посторонних взглядов где-то за стенкой, за закрытыми дверями домов и квартир.
Сценография выстраивает его по-вертикали. Внизу, на авансцене, кипят самые низменные страсти, герои говорят на арго, курят вейпы, отправляют целковые через телефонное приложение банка, выражают эмоции через слезливые клипы 20-летней давности, коротают время за просмотром футбольных матчей и за провинциальными сплетнями. Поднимаясь на среднюю площадку, под скошенную рамку, герои переходят на замоскворечное «да-с» и «конечно-с», за их спинами, на заднике, транслируются традиционные лубочные картинки бытовых сцен, они рядятся в белое, надевают кружева и цилиндры. На самом высшем уровне — только любовь и смерть. Главная героиня Татьяна (Ольга Котельникова/Елизавета Рыжих) не играет в игры с переодеванием, она скользит в неизменном белом платье между пространствами и временами, объединяя миры, оставаясь героиней драмы и прошлого, и настоящего.
Сцена из спектакля «Грех да беда на кого не живёт». Театр «Et Cetera», Москва, 2023 год. Автор фото – Олег Хаимов.
В её истории нет ничего принципиально нового: спасаясь от нищеты, девушка с дворянским воспитанием выходит замуж за простого, быстро разбогатевшего лавочника. В основе сюжета — клубок противоречий: с одной стороны — желание и недоступность свободной любви, с другой — собственническая преданность, а в итоге — семья, в которой нет взаимности и согласия. Казалось бы, мало ли семей так живёт годами: под скошенной рамкой придуманной идиллии, а на деле — в параллельных мирах? Но беда в том, что Лев Краснов не хочет жить в параллелях: он любит свою жену и любит слишком неистово.
В интерпретации Брусникиной Краснов не превращается в уездного Отелло на глазах зрителей — режиссёр изначально наделяет его яркими маскулинными чертами. Лев Краснов (Андрей Кондаков/Антон Пахомов) выглядит авторитетным, ведёт себя властно, резко, демонстрирует безобразные мужицкие манеры, грызя семечки и шумно выплёвывая шелуху на пол. Он старается быть учтивым к жене, в чьём образе видит некую вершину, которой хотел бы достигнуть, ради которой готов преодолеть самого себя, побороть свою грубость и внутреннюю агрессию. «Душа есть, воспитания нет», — говорит он о себе. Любовь к Татьяне становится для него серьёзным испытанием, и он выбирает его осознанно.
Но эта любовь остается без ответа. За вульгарной простотой мужа Татьяна не пытается и не способна разглядеть человека с глубокими чувствами и пылким сердцем. Грубые ласки Краснова неизменно заставляют её сторониться его общества, а дворянское воспитание делает её изначально чужой в среде этих простых провинциальных людей, среди диких нравов города. Втайне мечтая вернуться в прошлое, Татьяна мгновенно увлекается своей первой любовью, приезжим барином Бабаевым, в чьей усадьбе «Заветное» она провела счастливое детство.
С приездом Бабаева (Артём Блинов/Фёдор Бавтриков) — помещика с говорящей фамилией, отсылающей к славянскому фольклору — несчастливая, но сносная жизнь семейства Красновых даёт трещину, для её разрушения хватает одного слабого толчка. Слабым и бестолковым рисует приезжего Бабаева Марина Брусникина. Бабаев в модных кроссовках, Бабаев с услужливым лакеем Карпом, Бабаев, изнывающий от скуки в маленьком городке, готовый от той же скуки на любую подлую шалость, — это эдакий мажор, герой подросткового сериала о золотой молодёжи. Он выглядит избалованным ребёнком, и подсолнухи, которые он дарит Татьяне, кажутся смешными в сравнении со множеством белых роз, что приносит ей муж. Татьяна не замечает ничего; Бабаев — это её символ свободы, символ желания любить по собственному выбору. Такова уж женщина Островского: им «горька неволя, ох как горька!».
Интересно, что сама Татьяна является точно таким же символом для своего мужа, но, как и Островский, Брусникина встаёт на сторону женщины, делая основной темой спектакля проблему домашнего насилия. Город Калинов — мужской мир: здесь мужчины привыкли закидывать ноги на жён, как на стол, приучать их к порядку ремнём, ругать и прилюдно высмеивать. В перформансе, следующим за сценой свидания Татьяны с Бабаевым, метафорично показана жизнь женщин города за закрытыми дверями домов с резными ставенками: мужчины точат ножи, женщины с заклеенными крест-накрест ртами сметают оставленную ими шелуху от семечек, все чётко выполняют предписанные обществом роли. А завершается перфоманс условными похоронами: под трек Евгении Смольяниновой «Ах, что делает любовь» (музыкальное оформление Алёны Хованской) Татьяну кладут на стол, её тело засыпают семечками, а мужчины грызут их, словно едят её плоть, будто используют красоту и жизнь молодой девушки, а насытившись, сбрасывают на пол.
За минуту до этого страшного действа под ту же песню зритель получает возможность увидеть идеальный женский мир Калинова: мечту о любви и согласии, которой в этом царстве не суждено сбываться. «Ах, боже мой, что делает привычка! Ай, боже мой, что делает любовь»: женщины Калинова привыкают жить в условиях постоянного насилия, как Курицына (Марина Скосырева), или довольствуются случайными и всем известными связями, как Зайчиха (Ольга Белова). Внешняя любовная идиллия с изнанки оказывается совсем непохожей на идеал.
Женившись на Татьяне, Лев Краснов честно пытается преодолеть свою природу, вырваться из привычной среды и для этого готов даже поссориться с собственной роднёй. Да хоть со всем городом, в котором мужчины не вызывают никаких симпатий. Они либо похожи на Курицына (Александр Жоголь) — олицетворение собственной фамилии. Либо на больного душой Афоню Краснова (Павел Суханов/Владимир Урм), которого Брусникина наделяет пресловутой токсичной маскулинностью, тем более отвратительной, чем более бессильной она является на деле. Есть ещё дед Архип (Сергей Плотников) — старый и слепой местный авторитет с чертами бывшего сидельца, скучающий по человеческому лицу и существующий нажитой мудростью. Архип, как и Татьяна, не меняет одежд, передвигается между уровнями — в отличие от неё — в чёрном, словно прожитые годы дают ему возможность принимать себя таким, какой он есть, без лицемерия.
Являясь двумя противоположными началами, дед и брат Краснова остаются такими же представителями мужского мира, как и остальные мужчины, только бессилие и страх Афони порождает в нём жестокость, которой он упивается, а жизненный опыт и немощь деда Архипа заставляют его стремиться к семейной гармонии. Именно поэтому Архип пытается восстановить отношения супругов, а Афоня впадает в истерику, требуя, чтобы ему подчинились. Именно Афоня первым обнаруживает, что Татьяна ушла к Бабаеву. И именно фразой Архипа «что же ты наделал?» кончается спектакль.
Старшая сестра Татьяны Лукерья (Наталия Житкова/Наталья Баландина) раскручивает маховик драмы. Она плетёт интригу, желая с помощью Татьяны и Бабаева вернуть сословный статус, вернуться в «Заветное». А ещё — выбраться из дома Краснова, из атмосферы дикости и невежества. Она пользуется первой же возможностью, но делает ставку не на того и, сводя сестру с Бабаевым, подталкивает её к измене, за которую Татьяна расплачивается жизнью.
В финальной сцене, когда Татьяна целует Льву руки, просит прощения и предлагает разойтись после её измены с Бабаевым, а муж обнимает её, кажется, что Брусникина изменила конец пьесы. На несколько вязких секунд зал накрывает тишина, а потом Татьяна обмякает в руках убийцы. Да, Брусникина и впрямь меняет концовку: Краснов в пароксизме ревности задушил жену, а не зарезал. Островский заканчивает пьесу кровью (отсюда и говорящая фамилия Льва, намекающая на её цвет); Брусникина же превращает смерть героини в метафору. Татьяна умирает в объятиях Краснова, который, проиграв её, чувствует себя ничтожным, а потому перекрывает ей кислород, душит её своей любовью и смертельной обидой. Он не проходит свой путь героя, обнуляет этим убийством попытки превозмочь себя. Понимая это, финальную фразу «Вяжите меня! Я убил её» Лев Краснов произносит тихо и потерянно.
Обыкновенная драма обыкновенного провинциального города, которых сотни в стране, оказывается глубокой, страшной и вневременной. Но глубина раскаяния убийцы в финале спектакля выносится за скобки: в самом конце Брусникина выводит на экран ужасающую российскую статистику жертв домашнего насилия, которое никогда не имеет отношения к любви.