Изгнание страстей

О премьере оперы Паскаля Дюсапена Passion на закрытии Дягилевского фестиваля в Перми

Сквозная тема Дягилевского фестиваля-2024 — страсть. Баховские «Страсти по Матфею» под управлением Теодора Курентзиса дали старт пермскому фестивалю искусств. Российская премьера оперы Passion Паскаля Дюсапена, одного из самых востребованных композиторов современной Франции, стала изысканным финальным аккордом Дягилевского.

Всепоглощающая страсть тематически объединила оперу «Похождения повесы» Стравинского (режиссёр — Андрей Прикотенко, дирижёр — Фёдор Леднёв) и концерт-читку «Всё завертелось из-за Джезуальдо» в исполнении вокального ансамбля N’Caged. Религиозной страстью и мистериальностью наполнены новая постановка «Волшебной флейты» Моцарта (режиссёр — Нина Воробьёва, дирижёр — Евгений Воробьёв) и концерт Московского ансамбля современной музыки «Плачи и гимны». В концерте редко звучащие произведения Альфреда Шнитке и Артура Лурье вступали в диалог с новой музыкой российского композитора Алексея Сысоева.

Страсть к исследованию театральных форматов на Дягилевском в этом году демонстрировала разнообразная программа Фестивального клуба (куратор — Саша Шумилин, режиссёр и создатель независимого театра «немхат»). Там были показаны перформанс с искусственным интеллектом, рейв в Музее пермских древностей, иммерсивная лекция на теплоходе и спектакль, в котором главным героем оказался свет.

В числе запоминающихся и масштабных проектов фестивальной программы — как по уровню громкости, так и по страсти к иммерсивности — «Голос завода», объединивший спектакль-прогулку с индустриальной симфонией (режиссёр — Михаил Патласов, композитор — Олег Гудачёв).

Со страстью занимались участники образовательной программы Дягилевского (куратор — музыковед Анна Фефелова): дирижёры — на мастер-классе маэстро Теодора Курентзиса, режиссёры — на практикуме куратора театрального направления Дома радио Лизы Мороз или певцы большого фестивального хора, руководителем которого выступил дирижёр и хормейстер musicAeterna Виталий Полонский.

Но самая интригующая страсть — Passion Паскаля Дюсапена — ждала зрителей в финале Дягилевского фестиваля. «Страсть» — седьмая по счёту опера композитора. Эта музыка была заказана в 2007 году фестивалем в Экс-ан-Провансе. Первое исполнение состоялось в 2008-м, в один год с премьерами опер «Минотавр» Харрисона Бёртуисла и «Любовь и другие демоны» Петера Этвёша. Российскую премьеру на Дягилевском поставила режиссёр Анна Гусева, музыкальным руководителем постановки выступил Теодор Курентзис.<

Главные герои оперы — Она (во всех трёх показах партию безупречно исполнила Наталья Смирнова) и Он (в разные дни российскую премьеру пели Сергей Годин и Кирилл Нифонтов), влюблённые, переживающие расставание; их история отсылает к мифу об Орфее и Эвридике. Вокальный диалог персонажей сплетается с музыкальным комментарием вокального секстета (певцы musicAeterna). В партитуре он назван «Другие» — композитор наделяет его функцией хора древнегреческих драматических представлений. Инструментальный ансамбль состоит из восемнадцати музыкантов: помимо привычных оркестровых инструментов Дюсапен включает в состав клавесин и струнно-щипковый уд, добавляет деликатную электронику, которая обогащает акустическое звучание.

Passion — опера-гипноз, обволакивающая своими длиннотами. Десять музыкальных картин (или страстей, как их называет в партитуре Дюсапен) — этапы проживания расставания, разрыва. «Закодированное» в музыке, это состояние требует особого внимания и слушательской погружённости. Аллегории и замысловатые метафоры в либретто, просодия итальянского языка, а главное — музыкальная стилистика отсылают к мадригалам Монтеверди и музыке раннего итальянского барокко. В одном из интервью композитор подтверждал влияние «Орфея» Монтеверди на собственную оперу с той лишь разницей, что в Passion Эвридика остаётся во тьме и Орфей останется вместе с нею, не покидая её.

Тандем Гусевой и Курентзиса представил не столько оперу, сколько танцевальную драму на музыку Дюсапена. Как и в «Персефоне» Стравинского (спектакль закрывал Дягилевский фестиваль год назад), на первом месте в Passion оказалось телесное проживание музыки и пластическое воплощение режиссёрских идей. Неизменно в качестве площадки выбран Дом музыки — бывший завод Шпагина, который к концу 2024 года пермские власти обещают превратить в историко-культурный кластер.

Сценическое действие в Passion полифонично. Гусева делит пространство на две части: внизу — Он и Она, наверху — два больших экрана-аквариума. В них перформеры пластически «проживают» несколько историй — параллельно здесь могут развиваться сразу три разных сюжета (хореограф — Анастасия Пешкова). В самом начале спектакля в одной «коробке» весело празднуют свадьбу (отсылка к мифу об Орфее?), в другой – женщина бесконечно бежит на месте. Над всем этим нависли два зеркала — они позволяют зрителям видеть происходящее в объёме. В некоторых сценах зеркала выполняют функцию видеопроектора, транслируя видео с изображениями воды, огня или тумана.

Оба мира — низ и верх — соединены лестницами по бокам сцены, так что главные герои и танцоры-перформеры (труппа musicAeterna Dance) могут свободно перемещаться из одной реальности в другую. Продуманная световая партитура (художник по свету — Иван Виноградов) дополняет впечатление визуально яркого, образного и сложного действия. Инструментальный и вокальный ансамбли (те самые Другие) расположились в оркестровой яме. Как и дирижёр Теодор Курентзис, они практически не видны зрителю, однако их прекрасно слышно благодаря подзвучке.

Анна Гусева по заветам Пины Бауш и Ромео Кастеллуччи наполнила спектакль символами, отсылающими то к религиозным сюжетам вроде мученичества Святого Себастьяна, то к кинематографу французской «новой волны».

Сцены, происходящие в «аквариумах», могут быть прочитаны как нарративные конструкции. Вот свадьба, где торжественная церемония сменяется вакханалией. А вот показана автограф-сессия безымянного, но, очевидно, маститого писателя (не Орфей ли это?). Только вся вереница почитателей, которая выстроилась к нему, одета одинаково. У каждого маска, и это — лицо возлюбленной писателя (Эвридика?). Достаточно понятна история матери и ребёнка (детство Орфея?): маленький мальчик пытается привлечь внимание матери, крайне холодной к нему и не способной одарить любовью собственное дитя.

Ряд иных пластических сцен прочитывается как метафоры: сцена с бегущей на месте женщиной в самом начале спектакля – аллегория побега от реальности; сцена, в которой люди разбивают зеркала, – символический отказ от собственного естества или попытка избавления от страсти. Ещё одна пластическая сцена, где танцоры пытаются выстроить объёмную конструкцию (но она постоянно падает), отсылает к образу Вавилонской башни.

Каскад режиссёрских фантазий завершается эффектной сценой пожара, в котором сгорают герои и их страсти. Вероятно, это оммаж «Кольцу нибелунгов» Вагнера – в финале оперной тетралогии во всепоглощающем огне сгорает старый мир.

«Страсть – огонь, который может и согреть, и сжечь, — комментирует Анна Гусева в буклете к постановке. – Работая с произведением Паскаля Дюсапена, я наблюдаю за тем, как страсти разрывают персонажей между противоположными стремлениями, и ищу границу, разделяющую созидательные и разрушительные порывы, ту грань, на которой никогда не удерживается человек».

Идея создать концентрированно плотное и одновременно калейдоскопическое действие, по словам режиссёра, возникла неслучайно. На творческой встрече в Фестивальном клубе Дягилевского Гусева рассказала, что многоплановость будущей постановки была продиктована референсами, которые вдохновляли Дюсапена. Помимо оперы Монтеверди среди них оказались фильмы Годара и Феллини, «Божественная комедия» Данте и даже каталог изображений плачущих женщин — композитор собственноручно собирал его из известных полотен, старинных фресок, фотографий и рекламных баннеров. Особенно создательницу спектакля увлекла фраза Дюсапена о его давней мечте написать оперу без начала и конца. Так возникла идея перформанса: зритель входит в зал и видит, как по сцене перемещаются пары перформеров, которые начнут свой танец лишь с первыми звуками оперы.

Спектакль Анны Гусевой и Теодора Курентзиса — «вещь в себе». Избыточность символов и невероятная событийная плотность не делают постановку дружелюбной по отношению к зрителю и воспринимаются как эстетика перенасыщения в режиме «живого» контакта с режиссёрским текстом. Если музыкальная партитура Passion настраивает на тонкое вслушивание и постепенное изживание страстного чувства, то спектакль воспринимается как мгновенное изгнание страстей, барочное излишество и апофеоз визуальной культуры.

Фото: Никита Чунтомов