Инфернальное исследование
Работа имела большой успех, и театром было принято решение вырастить лабораторное зерно до полноценного репертуарного спектакля. Постановка «Мера за меру» выносит на суд зрителя результат изучения человеческих страстей, к которому располагает сам сюжет пьесы: юная монахиня Изабелла (Наталья Палагушкина) поставлена перед выбором — отдаться в руки возжелавшего её наместника Анджело (Евгений Матвеев) или сохранить свою непорочность и стойкость веры, но тогда её брат Клавдио (Всеволод Макаров) будет казнён. В спектакле-исследовании режиссёр жонглирует жанрами и театральными формами: возвышенный пафос трагедии сменяется то ироническим гротеском образа богемного дворянина Лючио — прожигателя жизни, облачённого в меха и бусы (Роман Фомин), то любовной рок-арией Анджело к Изабелле, то безумной пляской смерти всех жителей Вены — города, в котором «добродетель занемогла смертною лихорадкой». Золотовицкий будто пробует в комическое добавить одну букву — и получается космическое. Космос здесь не хаос или беспорядок, а ведущее предлагаемое обстоятельство, высший план бытия, настраивающий на обращение к Богу.
Именно поэтому основу сценографии Софьи Шнырёвой составляет поделённая на две части чёрная передвижная стена, разлом в которой образует крест. Врата ада, запечатанные рукой Господа, приоткрываются, выпуская на сцену всех героев, — и только Изабелла приходит в это пространство с нашей, «человеческой» стороны. Созданный инфернальный мир пугает и манит одновременно, а внешняя сценическая абстракция и метафоричность не идёт вразрез с глубоко конкретным ощущением жизни — чем разнообразнее режиссёрское сумасшествие, тем жёстче и закономернее его порядок. Рак совести, бесовство похоти и страсти здесь охватили каждого, «распущенность хохочет над законом». Но под густо набелёнными лицами героев скрывается метафизический страх перед смертью. У Клавдио он выражен прямой мольбой к сестре выручить его из тюрьмы, даже если за это она заплатит честью. Всеволод Макаров с внутренним жаром и отчаянием меняет готовность самопожертвования за чистоту Изабеллы на жажду жизни, желание удержать эту жизнь любой ценой. Марианна же (Дарья Хорошилова), в прошлом невеста Анджело, уже долгие годы бежит от духовного забвения и одержима разрушительной страстью к своему несостоявшемуся жениху. Все здесь не те, кем кажутся на первый взгляд. И даже тюремный стражник (Кирилл Кусков), угрюмый на вид, оказывается уморительно неуклюжим и мечтательным, его призвание — быть музыкантом.
Дуэт Анджело и Изабеллы в исполнении Евгения Матвеева и Натальи Палагушкиной — энергетический стержень спектакля. Это ангел и демон, воплощённые так, что зритель в какой-то момент задаётся вопросом: а кто из них кто? Палагушкина создаёт невероятно динамичный образ, она — кротость с топором в руках, смирение в красных вызывающих ботинках, под её белоснежным монашеским одеянием прячется решительный взгляд исподлобья и крепко сжатые губы со смазанной красной помадой. Подобное несоответствие внутреннего и внешнего актриса демонстрирует на сцене не впервые (Элиза в «Пигмалионе», Агнеса в «Школе жён»), однако здесь её мягкий, легко узнаваемый голос чеканит каждое слово, приобретает особо твёрдую огранку шекспировского текста, который ставит перед ней задачу нового качества. Изабелла вызывает духов, пугая Анджело, запрыгивает на стол с копьём в руках, двигает предметы силой... веры? Веры в собственную правоту: её мистическая сила не имеет отношения к вере в Бога.
В противостояние с ней вступает Анджело (но ангел ли?). При его появлении крест заливается красным, и «ангел» оказывается дьяволом во плоти (здесь развитие получает образ Мефистофеля, созданный артистом в «Фаусте» В. Камышниковой). «С водой холодной вместо крови», его герой невозмутим, скуп на эмоции. Этот чиновник с чашкой кофе в руках, в чей кабинет по телефону секретарь сообщает о новых посетителях, улыбнётся только один раз: когда почувствует влечение к Изабелле. Тогда настанет время для сиреневых светотеней и любовного зонга, скорее напоминающего партию из мюзикла. Режиссёр выводит музыку одним из действующих лиц, но её мощь не стремится заглушить чувство формы и энергию фразы, не использует нарочитую манипуляцию зрителем. Она вдыхает одну общую художественную жизнь в эти красные, чёрные и белые всполохи красок костюмов и созданного пространства.
Саша Золотовицкий в исследовании человеческой души стремится найти в каждом из нас баланс между милосердием и законом, между животным и духовным, между страстью и разумом. Режиссёр сгущает конфликт, меняет условно благополучную развязку Шекспира на безвыходную ситуацию, назначая судьёй всем героям Изабеллу. И единственный выход, который она находит, — вынести смертный приговор, тем самым очистив город от порока. Хочется верить, что зрителю это внутреннее очищение дастся менее... обжигающе.
