«Франкенштейн»: Мрачный романтизм и безумие под неоновыми огнями
«Крепко связан красной нитью дурак-создатель с нелепой жизнью...»
Премьера мюзикла «Франкенштейн» на сцене Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии состоялась 6 октября 2023 года. Режиссёр Алексей Франдетти предлагает зрителям оригинальное переосмысление знаменитого романа Мэри Шелли, мастерски соединяя в постановке не только готическую атмосферу с элементами психологического триллера, но и иной взгляд на мюзикл за пределами развлекательного жанра.
Спектакль основан на готическом романе «Франкенштейн, или Современный Прометей», который был издан в начале XIX века. С момента публикации в 1818 году он был признан литературным шедевром и до сих пор продолжает обсуждаться в академических кругах благодаря затронутым в тексте сложным темам и глубоким философским вопросам. Основной сюжет мюзикла развивается как классический нарратив; как и роман Мэри Шелли, это история от первого лица. Повествование начинает капитан дальнего плавания и исследователь Роберт Уолтон (Владимир Садков). Он рассказывает о путешествии на Северный полюс, где ему повстречался таинственный европеец по имени Виктор Франкенштейн.
Погружение в атмосферу спектакля начинается ещё до его начала благодаря иммерсивному приёму: перебои со светом и мигающие люстры едва ли вписываются в привычную атмосферу театра. В этой обстановке зрителям предлагают занять места в «зале присяжных», что создает психологическое напряжение. Эффект сохраняется даже в антракте: на экране появляются титры: «Суд удаляется на обсуждение».
Действие романа Франдетти переносит в 1970-е годы. Такая визуальная стилистика кардинально отличает эту постановку от оригинальной готической атмосферы произведения Мэри Шелли. Ретрообраз семидесятых, с его яркими цветами и свободным стилем, создаёт контраст мрачной готической атмосфере фоновой анимации, значительно обогащая визуально сценическое пространство.
Виктор Франкенштейн — типичный романтический герой: его не устраивает окружающаядействительность. Ни большая обеспеченная семья, ни нежность возлюбленной Элизабет не приносят ему удовлетворения. Следуя романтическому своеволию, Виктор бросает вызов законам мироздания и уходит в свой собственный мир, недоступный для остальных, отчаянно веря, что именно он должен это сделать:
«Я одержим, безумен,
Пускай — осудят люди,
Пусть шанс ничтожно мал,
Хочу, чтобы мир узнал:
Границы смерти отодвинуть
Под силу мне сейчас.
<…>
Никто не в силах помешать мне,
Ведь я посмел. Я смог.
Так близок итог,
И пусть мной гордится Бог».
Позже эта ария становится лейтмотивом спектакля и повторяется в изменённой музыкальной теме, которая ассоциируется с идеалами Виктора. Но, как известно не только из принципов романтизма, но и из большинства сюжетов классической литературы, бросать вызов Богу — утопическая идея, которая редко остается безнаказанной.
Интригует одна из первых сцен, где Виктор (Ярослав Баярунас) подогревает колбу, медленно рисуя пальцем в воздухе невидимые формулы. Его глаза полны надежд на будущие исследования, а дух — стремления внести вклад в науку. Кажется, Виктор не готов покинуть свой дом, но вера в задуманное и важность предстоящих открытий преодолевают любые сомнения.
Яркие акценты в костюмах ансамбля и мотив арии «Всё возможно» усиливают обнадеживающее впечатление, но готическая кинематографическая анимация, служащая фоном для особняка Франкенштейнов, не позволяет полностью погрузиться в эту атмосферу. Весёлый танец лишь отвлекает внимание зрителя, позволив ему ненадолго забыть предшествующее напряжение.
Более глубокому раскрытию внутреннего мира Виктора способствует хор. В спектакле Франдетти он выполняет две важные взаимосвязанные функции: усиливает психологическое напряжение, подчёркивая драматические моменты в действии, и задаёт, развивает состояние саспенса. Особенно выразительно звучат музыкальные акценты в романтической сцене проводов Виктора с запоминающимся дуэтом «Будь моим ласковым». Виктор и Элизабет (Алия Агаидилова) дурачатся от души, позволяя себе быть милыми и нелепыми. Влюблённые предпочитают побег в мир фантазии. Здесь они ощущают радость: их движения легки и романтичны, они улыбаются друг другу и искренне шутят. Однако на фоне тёмных цветовых решений, мрачного оформления сцены это создаёт ощущение призрачной утопии, а не истинного счастья.
Так и происходит: известие о смерти матери Виктора нарушает идиллию. Трагическое событие становится новым ключевым поворотом сюжета. Музыкальная тема здесь не обрывается, а, наоборот, задаёт необходимый драматический переход. Звучавшая как возможность счастья, теперь она стала мотивом потери. Здесь композитор мюзикла Роман Игнатьев написал не только отдельные арии, но и неразрывную музыкальную тему, которая направляет зрителя от одного действия к другому. Во «Франкенштейне» таким образом построена вся партитура.
Горечь Виктора отражается в мрачном музыкальном мотиве. Герой, одетый в тёмно-синий тренч с острыми лацканами, нервно сжимает в руках бумажного голубя. Этот символ надежды в напряжённых пальцах Виктора — свидетельство внутреннего конфликта, который, кажется, способен разрушить героя. «Так где же ответ, если Бога с нами нет?» — ария становится центральной темой спектакля. Перед нами классический конфликт между верой и наукой: Виктору остаётся полагаться только на себя.
В сцене казни приговорённого, истории которого посвящены все последующие события, используется множество спецэффектов: электрические разряды, настоящий огонь на сцене и световые вспышки. Впервые в спектакле сцена заливается красным светом, создающим тревожную атмосферу. Эти визуальные эффекты усиливают ощущение накала и доводят эмоциональное напряжение до предела.
Если русский мюзикл, претендующий на бродвейский стиль, может сталкиваться с проблемой перегруженности яркими акцентами, то во «Франкенштейне» все элементы оформления выглядят уместно: неоновые лампы, стол для экспериментов, множество подвижных декораций и узнаваемый стиль художника по свету Ивана Виноградова, который использует кинематографические приёмы при создании театрального света, что давно стало неотъемлемой частью работ Франдетти.
Пространство за считанные секунды превращается в лабораторию, где Виктор проводит свой первый эксперимент над приговорённым. На первый взгляд может показаться, что на лабораторном столе лежит манекен, но под слоем грима и «изуродованной плоти» — живой человек (Кирилл Гордеев).
Происходящее действительно похоже на рождение новой жизни — странные движения несуразно двигающихся конечностей Создания, изломы подрагивающих пальцев, неуклюжее падение. Франкенштейн бросает вызов самой смерти, осмеливаясь создать живое из неживого и претендуя на роль Творца. В движениях Ярослава Баярунаса тревожная поспешность: надрыв, который передаёт одержимость Виктора и органично вплетается в образ.
Заложенный Мэри Шелли мотив — противопоставление уродливого существа, созданного Франкенштейном, живым людям, созданиям божьим — у Франдетти отходит на второй план. Персонаж Гордеева несчастен, беспомощен и отвратителен. Его существование развивает две параллельные психологические линии — ему сочувствуешь, как брошенному ребёнку, но именно он начинает череду убийств, совершаемых по неосторожности или ради внимания.
Первыми жертвами становятся ни в чём не повинные люди: слепой старик и его дочь Агата, а затем и очаровательный мальчик Уильям (Макар Авдеев), младший брат Виктора. Убийство ребёнка приводит к казни ложно обвинённой няни Жюстин (Агата Вавилова), что трагически подчеркивает параллель утрат «родители —дети», которая позже ещё не раз возникнет в спектакле.
Франкенштейн бросается в погоню за Созданием. Мрачно-синее освещение сцены всё чаще сменяется красными всполохами и динамичным мерцанием софитов под нарастающий ритм действия. Используется приём слома «четвёртой стены»: Виктор выбегает в зал с пистолетом, пока патрульные с фонариками рыщут среди зрителей.
Но встречает беглеца Элизабет. Она единственная не открещивается от творения Виктора: делает несколько снимков Создания, предпринимает попытку успокоить его и даже найти с ним общий язык. «Он нарушил своё обещание, значит, это даёт мне право нарушить своё», — решает Создание и утаскивает кричащую невесту на плече. Даже день свадьбы становится днём утраты, отнимая у Виктора его Элизабет — последнее, что удерживало героя от полного отчаяния.
Теперь не приходится говорить о вызовах мирозданию, о желании внести значительный вклад в науку. Стремление Франкенштейна вернуть к жизни Элизабет — единственный возможный выход для человека, не способного смириться с утратой. Мотив memento mori вплетается в канву мюзикла, заставляя задуматься о краткости человеческой жизни и о том, как легко её оборвать. Циферблат, который вновь появляется на экране во время операции, значительно усиливает это впечатление.
Вновь нарастающее напряжение задаётся с помощью инструментальной темы и световых эффектов грома и молнии. И вовсе не предшествовавшая свадьба, а именно эта сцена заставляет задуматься о подлинности чувств главного героя, который впервые, кажется, покидает пределы своего выдуманного мира. Он и со скальпелем обращается иначе и режет плоть возлюбленной более осторожно, пока ритм спектакля замедляется, акцентируя внимание на значимости происходящего.
Музыкальная тема вновь плавно перетекает в другую. Лирическое звучание оркестра (дирижёр — Алексей Нефедов) подчёркивает трогательность момента. Здесь и арии кажутся не нужными, вопреки привычным ожиданиям от формата мюзикла. Спектакль превращается в систему знаков, где один жест под инструментальный мотив говорит больше, чем любые слова.
Виктор прижимает к груди невесту с трепетом, которого не было ни при отъезде в университет, ни на свадьбе. Повторяя сквозь слёзы: «Нас даже смерть не разлучит, поверь», — он, скорее, напоминает невротического возлюбленного, чем безумного гения науки. Хотя этого события у Мэри Шелли нет, альтернативная сцена оказывается важным решением, усиливающим драматическое впечатление.
Мимолётная романтика разбивается о хоррор-эффект, когда Элизабет неуклюже падает со стола, а затем кое-как пытается подняться под собственную арию. Звучит пугающий мотив музыкальной шкатулки, новая Элизабет напоминает сломанную куклу: она неспособна устоять на ногах, её конечности неестественно выгнуты, голова запрокинута.
Назревающий конфликт между Виктором и его Созданием разрешается сам собой. В разгар их перепалки в дрожащих руках Элизабет появляется зеркало — девушка замирает в оцепенении. Она спускает курок пистолета, выбитого Созданием у Виктора, и тем самым обрывает свою жизнь.
Виктор понимает, что любовь и наука не могут заменить естественного хода жизни и смерти и что его попытка обмануть судьбу привела лишь к новым страданиям. Теперь у главного героя остаётся лишь одна цель — обезопасить мир от угрозы, созданной его собственными руками. Прежние стремления меркнут на фоне горечи потерь, которые перенёс Виктор. Суть романтического произведения раскрывается в томлении по недостижимому идеалу, который, в конечном счёте, приводит героя к неминуемой гибели.
В заключительной сцене погоня Виктора за Созданием по арктической пустыне оканчивается трагически. Исчерпав запасы еды, учёный падает от изнеможения и замерзает. Финальная ария Франкенштейна, начинающаяся словами: «Мы у цели», — содержит иронию над собственными идеалами, не принёсшими герою ничего, кроме потерь.
Слова арии ясно показывают сожаления героя о содеянном: «Сделав смыслом жизнь за гранью, я не понял, что теряю». Франкенштейн потерял не только близких, но и самого себя, с хирургической точностью убивая в себе всё человеческое.
Драма достигает апогея, когда Создание, как брошенный ребёнок, воет о том, что его создатель оставил его. Оно скорбит о хрупкости человеческой жизни и невозможности быть принятым, ведь с первой минуты своего рождения оно встречало лишь ненависть.
В этой сцене хор остается подчёркнуто статичным, напоминая безликую толпу, которая равнодушно осудит любого. Этот приём заставляет зрителя задуматься и самому сделать выбор, кому сочувствовать.
Вопрос: «Кто здесь жертва?» — остаётся открытым. И Виктор, и Создание попеременно вызывают сочувствие, но они далеки от общепринятых человеческих ценностей. Их пути противоположны друг другу, и тем не менее к концу спектакля оказывается, что герои связаны куда сильнее, чем могло показаться на первый взгляд:
«Я ведь всего лишь хотел, чтобы ты принял меня», — признается Создание.
«Я не знаю, что такое любовь. Каждый кусочек человеческого тепла, что был во мне, я изрезал на куски. Прости», — отвечает Виктор.
Спектакль Алексея Франдетти — не просто музыкальная сказка или развлекательное представление. Это спектакль-рефлексия с элементами символизма. Он рассказывает о невозможности понимания и любви, о судьбе тех, кто ищет принятия, и тех, кто не может взять на себя ответственность и вовремя остановиться. По словам самого Франдетти, это также история о том, на какие ужасные поступки человек способен ради любви.
Созданию остаётся лишь унести замёрзшего Виктора со сцены под завывание ветра и мрачный набат колокола.
Сдержанные кивки вместо поклонов и отсутствие улыбок на лицах артистов.
Суд присяжных удаляется для вынесения приговора.
Фото Юлии Губиной
