Если хочешь пуримшпиль — пуримшпиль

Пурим — самый весёлый и безумный из традиционных еврейских праздников. Он связан с библейской книгой Эсфири (Эстер), чтение которой является важной частью дня. Если кратко, царь Ахашверош казнил свою прежнюю жену Вашти и выбирает новую. В это время коварный советник Аман наговаривает на евреев и получает дозволение их всех убить. Но новой женой Ахашвероша становится еврейка Эстер, племянница доброго Мордехая. Она, вопреки традициям, решается первая заговорить с мужем и объяснить, что тот совершает роковую ошибку. Ахашверош раскаивается и выносит новый указ, позволяющий евреям защищаться, а Амана казнят. Традиционное треугольное печенье, которое едят в праздник, так и называется — «уши Амана»…

Как иронично отметил на открытии лаборатории Олег Липовецкий, художественный руководитель театра «Шалом», все еврейские праздники устроены по одной схеме: «нас хотели уничтожить, но снова не смогли, поэтому давайте поедим». Однако в Пурим разрешено ещё и пить вино, переодеваться в женское платье и совершать прочие недопустимые в обычное время вещи. Причём согласно Талмуду вина нужно выпить столько, чтобы перестать различать, произносишь ты проклятия Аману или благословения Мордехаю.

История праздника отнюдь не так забавна, как связанные с ним ритуалы. Но в этом важная особенность Пурима, обернувшегося в еврейской культуре вместо дня памяти днём юмора. Цитирую организаторов лаборатории: «Пурим — праздник, который превращает страх в смех, а уязвимость — в силу».

А главное, Пурим несёт в себе традицию исполнения спектаклей-пуримшпилей (дословно «пуримская игра»). Существует двенадцать каноничных сюжетов, первым из которых была история Эстер. Представления исполнялись ещё с XV века, количество текстов постепенно возрастало. Это всегда был народный, актуальный театр, объединяющий в себе священные истории с сатирой на современность, а юмор с драмой. В пуримшпиле возможно всё, пока он остаётся историей победы смеха над смертью.

Кстати, интересная деталь. У театра в России есть зафиксированная точка отсчёта, самый первый спектакль — многочасовое «Артаксерксово действо», сыгранное при дворе царя Алексея Михайловича. Но по сути это был… пуримшпиль! Ведь «Артаксерксово действо» — всё та же история царя Ахашвероша, просто с иначе переведёнными именами.

Театр детально прописал не только правила проведения лаборатории, но и её мифологию. Это своего рода мокьюментари: лаборатория проходит в вымышленном городе Пуримшпильбурге, у которого есть своя история и даже мэр, записавший торжественное обращение к участникам. В гимне города, вся жизнь обитателей которого вращается вокруг создания спектаклей, есть фраза: «Хочешь пуримшпиль — пуримшпиль!»

Особо почитается в Пуримшпильбурге главный собиратель и исследователь еврейской культуры — Моисей Яковлевич Береговский (1892–1961). Именно благодаря его многолетнему труду сохранилось бесценное наследие, в том числе отдельная книга, посвящённая пуримшпилям. В 1950-х Береговский был арестован, но позже, в годы хрущёвской оттепели, освобождён и реабилитирован.

Участники лаборатории вольны выбрать любой интересующий их сюжет из огромного корпуса материалов, включающего канонические пуримские сюжеты, их литературные обработки и первоисточник — Танах. Позволено даже сочинить собственный пуримшпиль, основываясь на более поздних событиях из истории еврейского народа. Главное — не забывать оставаться в рамках жанра. Важнейшие свойства настоящего пуримшпиля — театральность, небытовое существование, юмор и сатира. К услугам создателей эскизов специалисты по еврейской культуре, готовые проконсультировать их по материалу.

Эксперты лаборатории (они же мудрецы города Пуришпильбурга) — театровед Олег Лоевский, историк Максим Гаммал, писатель Дмитрий Данилов и театровед Екатерина Тимонина. До окончания сезона 2025/2026 в лаборатории примут участие 7 команд, состоящих из режиссёра, художника или музыкального руководителя и драматурга. В каждой работе может быть занято до 5 артистов (из труппы «Шалома» или приглашённых).

Все эскизы и обсуждения транслируются на странице театра в социальных сетях, так что посмотреть их может любой желающий. На данный момент сыграны первые три эскиза, о которых мы расскажем подробнее.

Открытием лаборатории стала работа на основе канонического пуримского сюжета об Ахашвероше и Эстер, также в тексте использован рассказ Шолом-Алейхема «В гостях у царя Артаксеркса».

Эскиз начинается с истории мальчика Мотла (Николай Тарасюк) из хорошей еврейской семьи, оказавшегося на большом празднике. Ему отчаянно скучно, но голоса взрослых лишь учат хорошим манерам. А мальчик мечтает о том, чтобы сбежать с комедиантами. «Получается, богатство лишает человека свободы? Тогда зачем оно?» — удивляется Мотл.

Картинка лаконична: тёмная сцена, длинный чёрный стол, белая рубашка, приглушённый свет. Но строгое начало длится недолго. Небо слышит молитвы мальчика, и появляются удивительные артисты: три прекрасные усатые девушки. Эти усы сразу дают понять — перед нами скоморохи. Звучит лёгкий джаз, рассыпаются блёстки… Стол становится помостом, а сам Мотл оказывается частью спектакля — ему предстоит сыграть роль Эстер.

История Ахашвероша во вставном спектакле рассказывается весёлой скороговоркой, а большая часть сюжета звучит в череде песен, исполняемых на мотив поп-хитов («Знаешь ли ты» МакSим, «Невеста» Глюкозы и даже «Джимми-Джимми, ача-ача» из фильма «Танцор диско»). Как метко сформулировала жанр работы команда спектакля, это «попурим». Тексты песен максимально ироничные, местами чёрный юмор на грани (но не переступающий её). К примеру, на мотив «Опять метель» поётся «Опять еврей! Меня достал проклятый Мордахей». А в финале Мотл-Эстер просто берёт саксофон и играет… Живая музыка, которая звучит в пространстве опустевшей сцены, пронизанном лучами света, дарит мгновения счастья от захватывающей дух красоты. Участие в пуримшпиле открыло Мотлу, что он артист.

Короткий, не более 25 минут, и очень обаятельный эскиз знакомит зрителей с историей и отлично соответствует хулиганской философии праздника… Впрочем, особо он не рискует, оставаясь на территории литературы, из сегодняшнего дня используются лишь музыка и мемы. Но, как отметил на обсуждении Олег Лоевский, «театр часто об энергии, а не о смыслах. Здесь энергия потрясающая. Зал поймал её и передал сцене, а сцена поймала и передала залу — и получился театр».

Интересно, что, по словам режиссёра, изначально инсценировка была другая, все основные ходы появились уже на репетициях, вытекая из органики сложившейся команды. 

Основой второго эскиза лаборатории стали пуримшпиль «Благословение Иакова» и «Книга Иудифи», но помимо них использовано много других источников. Местами текст производит впечатление написанного нейросетью — излишне подробный (в частности, в религиозных отсылках), он в то же время никак не собирается в единое смысловое целое. Но начнём по порядку.

Звуки морского прибоя, крики чаек. В центре сцены лаконичная декорация — качающаяся платформа-плот. Довольно эффектная метафора, но неудобное воплощение.

Появляется Зачинатель (Фёдор Бычков) с удочкой, банкой и радиоприёмником. Он встаёт на центр «плота» и медленно идёт к переднему краю, удерживая баланс платформы. Пытается расставить свои пожитки и сесть, но качели наклоняются и приёмник падает на пол. Приходится начать заново. Со второй попытки, ко всеобщему облегчению, сцена проходит успешно. В анонсе эскиза режиссёр упоминала, что намерена поставить артистов в сложные физические условия, чтобы получить нужную эмоцию… Но если мы говорим о метафоре равновесия, то эта сцена в первую очередь показывает, как абсурдны и даже жестоки дополнительные правила — баланс и так слишком хрупок, зачем усложнять его достижение?

Наконец Зачинатель садится, закидывает свою удочку и включает радио. Играет песня «На маленьком плоту», которая пойдёт лейтмотивом через весь эскиз. Появляется процессия из остальных артистов в подчёркнуто нелепых нарядах. Мужчины на каблуках, женщины в мужских костюмах, эклектичные аксессуары. Возникает пародийная сцена а-ля криминальные фильмы 90-х. Потом неожиданно звучат биографические аудиовставки, представляющие артистов. К примеру: «Это Коля, он любит фильмы Тарантино и латте на безлактозном, мечтает сыграть главную женскую роль, характер нордический, не женат».

Градус абсурда постепенно нарастает. Разыгрывается псевдоеврейский анекдот, начинается история Юдифи и её служанки (Николай Тарасюк и Матвей Ермоленко), звучит рэп, пародируется трактат о яйце, снесённом в субботу, история Исаава (София Незнамова) рассказывается в стендап-клубе «Пурим»… Чем дальше, тем больше используется разных стилистических и смысловых элементов. Появляется ощущение мешанины историй, жанров и приёмов. Впрочем, присутствует пара попыток связать воедино основные сюжетные линии — Исаав охотится в том же лесу, где пробирается к лагерю Юдифь. А чуть позже трое главных героев наблюдают друг за другом, повторяя «мне бы её проблемы». Но реального эффекта это не даёт.

Всю первую половину эскиза артисты параллельно с игрой удерживают платформу-плот от падения, а потом просто блокируют её в горизонтальном положении, чтобы вернуться к качелям только на поклонах. Причём нельзя сказать, что в момент фиксации в историях достигается равновесие — наоборот, драма только нарастает. 

К финалу спектакля неразбериха достигает своего апогея — звучит ашкенази-ист-кост-регги-блюз (цитата из песни: «Подпевайте или умрите со скуки»), а развязка истории Исаава показывается на заранее снятом видео. Потом на сцене появляется чёрный ящик и «знатоки» (артисты) берут помощь «клуба» (зала), чтобы ответить: что же внутри? Зал выдвигает лишь одну версию: гонорар режиссёра. Открывается ящик, темнота, звук выстрела. Конец. 

Главной проблемой этой работы стал сам её жанр. Эскиз частично решён в стиле пародийной криминальной комедии а-ля Тарантино, частично в виде стендапа, с элементами многих других стилей. Всё вместе очень косвенно попадает в сам жанр пуримшпиля, который всё-таки в первую очередь про карнавал, победу над смертью и сатиру. Здесь юмор тоже присутствует, конечно, но более мрачный. Смех не вопреки беде, а просто над нелепостью происходящего. Раз за разом повторяемые режиссёром красивые слова об идее соборности и важности умения договориться практически не находят подтверждения в самом материале, где так и не случается момента объединения, а финал повисает многоточием без ответов.

На обсуждении работы в основном звучали тактичные реплики, лишь один Олег Лоевский по громкой связи не постеснялся вынести приговор: «Безответственность во взаимодействии с материалом. Не возникла внутренняя история. Быстро, живо, не за чем. Ни ощущения смеха, ни праздника, ни радости, ни тоски».

Третий лабораторный эскиз поставлен по мотивам пуримшпиля «Голиас-шпиль» в переводе Виталия Дымшица. Данный материал действительно используется, но так просто эскиз не опишешь — это чистая стихия театрального хаоса и импровизации, бесконечно смешных и загадочных. К команде артистов театра присоединился Семён Штейнберг и, кажется, принёс с собой отполированную в спектаклях Антона Фёдорова лёгкость абсурда.

На сцене — ряд из пяти разномастных винтажных столов. Вокруг несколько торшеров, люстр, шкаф и пара стремянок. На столах лампы, бумаги, пишущая машинка, скульптура со звездой Давида… И множество прочего реквизита.



При чтении описания в программке сюжет ещё понятен — команда архивистов в каком-то учреждении изучает священные тексты, в частности о Давиде и Голиафе. Но стоит артистам бесцеремонно проползти по сцене во время вступительного слова Олега Липовецкого, как сразу становится ясно: обычной истории ждать не стоит. И действительно, несмотря на наличие формальных образов, имён и взаимосвязей между персонажами, архив, в котором они находятся, принадлежит скорее всемирной ноосфере, чем какому-нибудь реальному научному институту.

В эскизе существуют смысловые элементы, к которым артисты могут возвращаться не раз. Используется, разумеется, и сюжет «Голиас-шпиля». Но сама ткань спектакля находится во власти языка и импровизации. Для героев важнее почувствовать игру слов, возможность шутки или новой темы. В импровизационной комедии обычно работает принцип «да, и» — когда артист принимает любой посыл партнёра и развивает его дальше. В эскизе же принципом стало скорее «да, но», ломающее всякую логику сюжета и одновременно вплетающее в полотно спектакля всю бесконечность Вселенной. Совершенно невозможно рационально разбирать использованные отсылки, так как они сиюминутны и существуют буквально на всё и сразу: от советской классики до Голливуда, от Шекспира до интернет-мемов. В этом сильная сторона эскиза, но это сужает целевую аудиторию, ведь такой формат достаточно сложен для восприятия.

Чистый творческий хаос, никакой твёрдой почвы под ногами, даже партнёр по сцене может в любой момент расколоть тебя неожиданной шуткой. Так, на внезапной реплике Семёна Штейнберга, начинающего лысеть на манер монаха-бенедиктинца: «Я постригся… в монахи» — смех победил многих не только в зале, но и на сцене. И это один пример из сотен, составляющих ткань эскиза.

Присутствуют какие-то заготовленные ходы: празднование именин начальника с селёдочкой, грибочками и прочими гостинцами, которые достанут и тут же уберут. Быстрые ностальгические песни под гитару. Созвон с каким-то коллегой. Попытки сыграть свадьбу. Игры с «четвёртой стеной». Кинопробы. Путь на кладбище за пророком Самуилом. Даже короткое перечисление звучит довольно безумно. Но, в отличие от предыдущего эскиза, в работе Ивана Комарова и команды есть бескрайнее количество той самой театральной энергии, которая пронизывает зал и сцену, наполняя всё жизнью.

 

В эскизе преобладает импровизация, но и у неё существуют определённые законы. Часть сцен и предметов реквизита так или иначе привязаны к рассказываемой библейской истории (например, большой гимнастический мяч используется исключительно в качестве головы Голиафа). Другие призваны двигать сюжет (или, наоборот, обнулить ситуацию). Так, чисто офисные сцены и реплики (застолье, «давайте работать») — это всегда точка начала, переключения. За каждым из артистов закреплён тот или иной персонаж. Семён Штейнберг — царь Саул — проживает в разных вариациях темы власти, старости и смерти. Фёдор Бычков — юный Давид — сын, жених, подчинённый. Ирина Соболева — пророк, который свои предсказания поёт (она же Ангел смерти). Елена Ербакова — невеста, человек со стороны, новичок. А Николай Тарасюк (занятый, кстати, во всех трёх уже сыгранных эскизах) — Голиаф.

Постепенно нарастает градус эмоций: появляются злость, обида, возникает даже драка… Всё дальше от первоначальных шаблонов, среди болтовни и игры слов возникают действительно драматические эпизоды — к примеру, потеря памяти и страх смерти. Игра на библейскую тему цепляет другие паттерны, периодически очень личные. И всё объединяется.

Частью эскиза оказываются даже технические реплики вроде: «Давайте сюжет двигать. Где сюжет?» — или просьбы изменить свет на сцене. И эта живая, открытая структура очаровывает. Максимальная степень доверия зрителю, становящемуся свидетелем самого процесса творения, со всеми его удачами и провалами. 

Команда спектакля охарактеризовала для себя пуримшпиль как комедию и трагедию одновременно. И если с природой юмора всё понятно, то источником трагедии в эскизе становятся сами артисты. Ведь настолько гибкая структура работы — это не только счастье и свобода, но и необходимость сражаться со своими демонами на глазах у всех. И даже финал сначала надо найти и создать. На зрительском показе он оказался таким: бесконечная англоязычная песня-скороговорка под гитару, а потом плавный переход к тесному кружку артистов в луче гаснущего света:

Однако это ещё даже не середина лаборатории.

Впереди четыре эскиза, которые должны быть сыграны до конца нынешнего сезона. Пока неизвестны имена режиссёров и выбранный ими материал. Но очень интересно, чем же ещё удивит гостей карнавальный город Пуримшпильбург? Наверняка это будет что-то смешное, театральное и ломающее стереотипы и ожидания. А этого-то нам только и надо!

В дальнейшем один (или даже больше) эскизов могут превратиться в спектакли и войти в репертуар театра «Шалом». И пуримшпиль будет всегда, когда он нужен. Но это уже другая история.

Фото: Сергей Тупталов, Игорь Червяков