Человек не хозяин своего таланта, он только его проводник
Рецензия на спектакль Тимура Кулова «Портрет» по повести Н. В. Гоголя в Стерлитамакском русском драматическом театре
События в спектакле Тимура Кулова разворачиваются в пустом пространстве, в центре которого установлена движущаяся многофункциональная конструкция – широкая лестница, составленная из трёх длинных металлических блоков, которые, перемещаясь на оси, образуют то монолитную стену, то трибуны. На их поверхности есть небольшие прорези, из которых исходит свет. Эти блоки напоминают циферблат инфернальных часов, способных вернуть героя из настоящего в прошлое, и гигантские жернова, перемалывающие человеческие судьбы (художник — Николь Кламперт).
Толпа людей в монашеских одеждах с капюшонами, будто сошедшая с картин Босха, готовит сцену для мастер-класса, который должен провести некий профессор. Об этом мы узнаём из реплик двух эпизодических персонажей, которые начинают спорить о том, как правильно поставить стул. В зрительном зале, издавая нечленораздельные звуки, появляется тучный человек в красном пальто на меху и в резиновой маске старика. Первое, что он произносит, поднимаясь на сцену: «Кто поставил стул?» Он возмущён и раздражён: стул поставлен неправильно. Обращаясь к зрителям, этот герой, которого все зовут профессором (такого персонажа в произведении Гоголя нет), читает лекцию об искусстве, проявляя негативное отношение к молодым художникам, в частности он говорит, что произведение искусства должно создаваться быстро и легко, а не подолгу — в творческих муках и усердной работе. Всё это профессор заявляет высокомерно, размахивая руками, проглатывая слова и даже периодически засыпая. Вся его фигура вызывает жалость и отторжение. Из происходящего мы понимаем, что действие спектакля разворачивается в некой академии художеств, а масса людей на сцене — ученики профессора.
Лекция заканчивается, конструкция начинает двигаться вокруг своей оси, и мы оказываемся в доме профессора. Отругав слуг за то, что те не приготовили стакан воды, старый профессор решает вздремнуть, но его прерывает незваный гость — друг юности Никита (Александр Коробейников). Никита появляется в элегантном плаще (макинтош), на голове — цилиндр, руки — в белых перчатках; лицо его тонкое, с аккуратными усиками и бакенбардами. Двигается он плавно, неспешно, грациозно, во всём его облике виднеется творческий порыв. Становится очевидно, что старый профессор и есть тот самый Чартков — некогда подававший надежды молодой художник, который продал душу ростовщику и стал заурядным портретистом. С этого момента и начинается знакомая всем повесть Гоголя. Тимур Кулов придумывает опоясывающий гоголевскую историю концептуальный сюжет, который состоит из описанного выше пролога и эпилога. Между Чартковым и Никитой возникает огромная дистанция — временная и пространственная. Чарткова играет Александр Васин, перевоплощающийся в спектакле до неузнаваемости — от сварливого, грубого старика до восторженного юноши в финале. Чартков не ждал друга, даже забыл о его существовании, но Никита приходит к нему в реальности, а не во сне. Мизансцена передаёт разницу между героями: старый Чартков слепнущими глазами пытается разглядеть незнакомца. «Кто вы?» – спрашивает он, на что Никита отвечает: «Ваш старый приятель». Чартков сидит на одном конце металлической конструкции, а Никита — на другом. Часы тяжело и монотонно отбивают ритм. Наконец, после длительной и мучительной паузы, Чартков, узнав своего друга юности и не веря своим глазам, спрашивает: «Как сохранил ты взгляд и молодость?» В концепции спектакля секрет молодости Никиты заключается в том, что он не предал свой дар и двадцать лет занимался любимым делом, создавая портрет Психеи.
После ухода Никиты конструкция начинает двигаться под падающим снегом, что придаёт сцене характер лирического иносказания: вместе с Чартковым мы погружаемся в прошлое, в его воспоминания. После ухода Никиты профессор делает резкое движение и падает на пол, некто в белом бережно снимает с него маску, а затем оба исчезают. На арьерсцене возникает силуэт фигуры, подсвеченной тусклым жёлтым светом, — «портрет» ростовщика в исполнении Артура Ишмухаметова. (Все «портреты» в спектакле играют актёры.) Актёр одет в длинный халат и свободные шаровары, на его ногах красные восточные туфли с закрученными носами. Седые волосы свисают до плеч, на голове – серая шапочка в форме тюбетейки. Сгорбленная длинная фигура ростовщика, его сиплый голос, безжизненные глаза внушают чувство тревоги и беспокойства. Двигается он медленно, как призрак. На другом конце появляется «портрет» Психеи. Её играет Василиса Сунарчина, которая на протяжении спектакля только поёт. Она одета в белое платье в виде тоги, волосы её собраны в аккуратный пучок, и весь её облик напоминает древнегреческую статую. Она статична, но при движении легка и свободна. Режиссёр вводит образ Психеи как контрастный образу ростовщика. Это две противостоящие друг другу силы — дьявольская и небесная.
Блоки конструкции снова приходят в движение. События следуют в хронологическом порядке: вот молодой Чартков покупает у ростовщика портрет, который оживает, приходит ему во сне со словами, что не стоит тратить дни и ночи на написание картин, и оставляет мешочек с деньгами. Это один из центральных эпизодов спектакля, где мистическая атмосфера сна передаётся с помощью музыкального и светового решения (художник по свету — Владимир Коваленко). Сцена заливается красным светом, отовсюду доносятся звуки капающей воды, скрип открывающихся дверей, мышиное шуршание, удары и лязги. Ростовщик появляется как ни в чём не бывало: легко перешагнув металлический блок, он, словно давний знакомый, садится рядом с Чартковым и начинает говорить с ним своим тихим, хриплым голосом. Александр Васин передаёт весь ужас и страх Чарткова: он дрожит, пытается убежать, но не в силах, так как находится в мучительном сне. Вот на следующее утро Чарткова будят эксцентричного вида квартальный (Денис Хисамов) и хозяин квартиры (Радик Галиуллин), которые требуют оплаты за жилье. Одетые в тёмное, они появляются на верхнем ярусе конструкции и как будто нависают над Чартковым, не давая ему шанса скрыться. Речь их отстранённая, напористая, злая. Своим натиском они подталкивают Чарткова к тому, чтобы он любым способом достал деньги, словно хозяин квартиры и квартальный — это посланники ростовщика, которые явились искусить молодого художника. И вот тогда ростовщик кидает Чарткову под ноги деньги. Теперь договор с дьяволом заключен.
Спектакль развивается стремительно: режиссёр монтажным приёмом показывает, как Чартков покупает новую просторную квартиру, переодевается в модный фрак, пьёт дорогое шампанское и заказывает хвалебные статьи о себе — покупает славу. Примечательна сцена, где Чартков разбрасывает золотые монеты, которые с гулким звоном падают на землю. С этого момента в жизни героя всё меняется. К нему приходят странного вида покупатели в масках, а потом ещё и ещё. Постепенно Чартков превращается в «монстра». Он забывает о том, что Никита говорил ему не становиться «модным живописцем», «не нарушать гармонию». Он её нарушает и отдаёт ради славы самое дорогое — свою душу. Ведь «Психея» — портрет кисти молодого Чарткова — с древнегреческого переводится как «душа» или «дыхание». Она является центральным образом спектакля, олицетворением истинного таланта и душевной чистоты, которую художник утрачивает. В «Портрете» Тимура Кулова творчество ассоциируется с любовью, поэтому молодой Чартков и Психея всё время рядом, словно возлюбленные, но до тех пор, пока он не продаёт её.
Первая покупательница — Богатая дама (Юлия Шабаева), появляющаяся вместе со своей дочерью Лизе (Юлия Карташова). В начале они не вызывают никакого опасения: опрятно одетые, ухоженные. Но цвет платьев — жëлтый, символ мещанского, обывательского сознания, а на голове Лизе причёска в виде мышиных ушек. Постепенно эта милая пара приобретает черты животных с крысиной пластикой. А ближе к финалу их лица покроются масками из гипса. Приняв по ошибке портрет Психеи за портрет дочери, дама грозно требует продать ей именно эту картину. Чартков сначала отпирается, но, увидев в руках покупательницы сверкающие монеты, соглашается. Это одна из самых драматичных сцен в спектакле: Психея, не желая расставаться с Чартковым, пытается сбежать, но гротескного вида Дама — её пластика становится похожей на крысиную — скрюченными пальцами хватает Психею за ногу и, волоча по полу, утаскивает за собой.
Место Психеи занимает теперь другой «портрет» — Лизе с выбеленным каменным лицом и искусственной пластикой. Чартков, утративший и предавший себя окончательно, надевает красное пальто, цилиндр, из-под которого торчит копна седых волос, а в финальной сцене выходит уже в известной нам резиновой маске профессора и в пальто с толщинками.
Начинается экзамен. Конструкция покрыта тканью, за ней сидит комиссия с такими же, как у Лизе, выбеленными личинами. Все важно ждут профессора Чарткова. Когда объявляют его имя, называют множество регалий, званий, за которыми ничего не стоит. Его слава — пустая, ненастоящая, и в финале Чартков трагически осознаёт это. Увидев портрет Психеи (затемнение, Никита снимает ткань с конструкции, и в это время на верхний ярус поднимается Психея и сразу начинает петь), которую он когда-то начинал писать вместе с Никитой, Чартков, еле дыша, восклицает: «Я — бездарность!» Психея возрождает в нём живую энергию, память, любовь. Её «портрет» поёт очень нежным голосом, на что Чартков реагирует слезами. Далее звучит монолог из фильма «Без свидетелей» Никиты Михалкова о том, что «человек не является хозяином своего таланта, он только проводник. И тот, кто этого не понимает, однажды просыпается бездарным!» Чартков глубоко понимает, что потратил свою жизнь на то, что можно потрогать руками, но что никогда не остаётся в памяти! Зачем жил? Куда пропал его талант?
Чартков судорожно срывает с лица маску, отбрасывает искусственные поролоны, которыми было покрыто его тело, и отчаянно танцует под музыку Tommy Guerrero. Стоит отметить, что спектакль имеет кольцевую композицию: если в начале тяжёлая фигура старого Чарткова еле-еле передвигалась под эту музыку, то теперь Чартков танцует. Он словно перерождается, возвращается к самому себе, самому лучшему, что в нём было заложено природой, — божественному началу. Всю свою жизнь он потратил на поиски материальных благ, лёгкого пути в искусстве, покупая славу и признание. Неважно, умирает он в финале или нет. Для него конец однозначно трагичен, но спектакль заканчивается победой света в виде Психеи, которая стоит на вершине металлической конструкции, как утверждение истинного таланта. А у подножия конструкции Чартков, вернее, его душа, танцует долго, красиво, легко. Освобождаясь от земной тяжести, он таким образом возвращается к самому себе — подлинному и настоящему.
Фото: сайт театра
