«Любой самый плохой спектакль лучше самой хорошей статьи!»
Памяти Ирины Григорьевны Мягковой (25 ноября 1938 — 13 июня 2025)
…1 сентября 1992 года. Наш заочный курс театроведческого факультета на сцене Учебного театра ГИТИС получает студенческие билеты. «Чтобы все были!» — так наказала нам, студентам своего второго набора, наш мастер Ирина Григорьевна Мягкова. Пришли, конечно, не все: студенты-заочники, как правило, работают. Но кто пришёл — испытали восторг: одни от возможности снова почувствовать себя студентами, другие — от того, что они больше не школьники. Если бы только речь шла о каком-то «обычном» институте, наверное, можно было бы не заострять на этом внимание. Но ведь это знаменитый ГИТИС (тогда только что переименованный в РАТИ — Российскую академию театрального искусства и утративший имя А.В. Луначарского…).
После вручения студенческих билетов мы с девочками (нас было человек пять) решили отметить это невероятное событие и отправились на Тверскую улицу (в 1932–1990 годах — улица Горького) в кафе-мороженое «Космос». К сожалению, нам не хватило денег, и мы вышли оттуда ни с чем. Но эта малая досада была ничем по сравнению со счастьем поступления в невероятнейший институт!
Курс наш оказался весьма примечательным — он был чисто московским и полностью «женским», состоял примерно из половины уже имеющих высшее образование. Были на нём и гуманитарии, и «технари», и вчерашние умненькие (именно так!) выпускницы средней школы, и Галина Вострова, которая уже имела учёную степень кандидата философских наук. Между тем у нас с моей будущей однокурсницей Эльзой Толмачёвой уже был опыт неудачного поступления. На театроведческий факультет набирала недосягаемая Наталья Анатольевна Крымова, стояло лето 1991 года (последнее советское лето!). Я только что получила диплом Московского полиграфического института по специальности «журналистика», работала корректором в издательстве «Советская энциклопедия». Времени готовиться к экзаменам особо не было — отнесла документы в приёмную комиссию и решила просто попробовать… Сдали мы с Эльзой по одному «творческому» экзамену — то ли коллоквиум это был, то ли рецензия, сейчас уже не помню… Дальше нас не пропустили. Когда я пришла забирать документы, почему-то методист порекомендовала их оставить: погодите пока, может быть, будет дополнительный набор и т.д. и т.п. Я очень удивилась, но к совету прислушалась…
И вот я узнала, что в феврале 1992 года снова будет набор на театроведческий факультет. Набирала «какая-то» Мягкова (Роман Должанский, тоже её студент, вспоминая на своей странице в соцсети о своём педагоге в день её смерти, тоже написал так — «набирала какая-то (для меня тогда) Мягкова»). Тогда я впервые увидела Ирину Григорьевну: она появилась на консультации, войдя в аудиторию стремительной походкой в красивом ярко-зелёном платье и с её «фирменной» улыбкой.
Обычно этот снимок публикуется обрезанным, без Ирины Мягковой. Нам было важно показать его полностью, так как Ирина Григорьевна, вспоминая репетицию, пишет в своей книге: «Это я их всех рассмешила!»
Поступить на театроведческий факультет ГИТИСа было хрустальной мечтой. До того именно мечтой, что сразу после окончания школы в 1983 году я даже не рассматривала это «мероприятие» всерьёз. Только получив первое высшее образование, учитывая специфику работы редактора в энциклопедическом издательстве, задумалась о втором высшем… Как оказалось потом, наш курс был последним, когда можно было получить второе высшее образование бесплатно. Снова замаячила в мыслях та самая мечта, нигде никому и никогда не высказанная. Обложившись энциклопедиями, в том числе и знаменитой лиловой «Театральной энциклопедией» в 5 тт., изданной в 1960-х годах, я штудировала статью «Театроведение» (которая меня буквально завораживала!), читала критические статьи в журнале «Театр» (я занималась этим примерно с 8-го класса), но и… чтобы уж наверняка! — поступила на подготовительные курсы!
И вот мы студенты! Сравнить это состояние невозможно ни с чем — прошедшие испытания в творческие вузы и поступившие поймут меня как никто. Особенность нашего «зимнего» набора состояла ещё и в том, что начали мы учиться только в октябре 1992 года. Чтобы время не пропадало зря, Ирина Григорьевна «сосватала» нас режиссёру И. Л. Райхельгаузу в недавно образованный им театр «Школа современной пьесы» (ныне театр «На Трубной»). Иосиф Леонидович рассказывал театральные «байки», пускал нас на репетиции своего впоследствии ставшего хитом спектакля «А чой-то ты во фраке?!» (с примами Любовью Полищук и Людмилой Гурченко в главных ролях), мы бывали и на других его спектаклях и вечерах в театре, в том числе, например, с Булатом Окуджавой. Иосиф Леонидович пытался приоткрыть нам мир практической режиссуры, рассказывал про устройство сцены и проч. Ирина Григорьевна же, собрав нас после зачисления, дала список необходимой к прочтению и изучению литературы… и пригласила новоявленных студентов на обсуждение (с актёрами!) спектакля «Чёрная курица» в Московском драматическом театре имени К. С. Станиславского (ныне «Электротеатр Станиславский»). Позже мы узнали, что Ирина Григорьевна дружила с актрисой этого театра, совершенно особенной Елизаветой Никищихиной, переживавшей в те годы не самые лучшие времена, пыталась профессионально помочь ей. Но тогда, на обсуждениях, мы ни о каких театральных знакомствах нашего Мастера не знали. К слову, дочь Елизаветы Сергеевны, Екатерина, тоже училась с нами, но любовь к литературе довольно быстро перевесила и Катя продолжила обучение в Литературном институте, став со временем переводчиком.
…А с осени начались театральные учебные будни. Всё оказалось очень интересным, но и невероятно сложным. Надо было учиться обсуждать спектакли, разбирать их, понимать, зачем и для чего поставлены, почему режиссёр взялся за ту или иную пьесу… Почти до середины второго курса у меня было стойкое желание забрать документы и уйти из института. Мне казалось, что я оказалась здесь по ошибке и приняли меня случайно. Ирину Григорьевну — авангардистку — я, та ещё «традиционалистка», боялась страшно! А вот совсем недавно узнала, что обо мне она говорила: «Саша, как всегда, с её академизмом…» Приятно было услышать такое, хотя я всегда переживала, что нет у меня ни острого языка, ни броского стиля, как, скажем, у Анны Остропольской, у Надежды Петошиной, ни феноменальной одарённости, как у Марины Барешенковой.
Рецензию на вступительных экзаменах я написала в стихах, и она была принята. Это была рецензия на спектакль «Владимир III степени» тогда начинавшего греметь курса будущих «фоменок», из которого впоследствии вырос фантастический театр «Мастерская Петра Фоменко»; руководил курсом сам легендарный режиссёр и — как оказалось — прирождённый педагог Пётр Наумович Фоменко. «В прозе», кажется, тоже что-то сочинила… Но вот такой факт! Вообще, мы застали удивительную атмосферу в институте: ректор Сергей Александрович Исаев привлекал на работу в РАТИ крупнейших ведущих действующих режиссёров, неординарных педагогов; создавал им благоприятные условия для работы, институт был открыт экспериментам, различным «пробам», всяческим «исканиям», не теряя при этом лучших традиций отечественного театра, но, расширяя его границы, становился частью всего мирового многообразного театрального сообщества.
Поскольку курс наш состоял из москвичей, занимались мы театральной критикой каждую субботу по три часа. Ирина Григорьевна довольно жёстко объяснила нам, что занятия пропускать нельзя и что на «уроки» надо приходить подготовленными (а и правда, зачем тогда было проходить столь сложный конкурс?). Помню, октябрь 1993 года: события в Белом доме на Краснопресненской набережной, общая ситуация в стране и… всё это в нескольких сотнях метров от здания института в Малом Кисловском переулке (до 1993 года — Собиновский переулок). Однокурсницы интересовались у меня, как у старосты: «Саша, а занятия состоятся? Ведь стреляют!» Звоню Ирине Григорьевне: «Чтобы все были!»
В приоритете на наших занятиях был театр «Эрмитаж» под руководством Михаила Левитина, театр «чёрноеНЕБОбелое», работы режиссёров Сергея Арцибашева, Юрия Погребничко, Александра Пономарёва, Клима, Анатолия Васильева, Владимира Мирзоева; Ирина Григорьевна обратила наше внимание на начинающего режиссёра из Перми Бориса Мильграма — в его постановках играл феерический актёр Евгений Глядинский; жена Бориса, Любовь Мильграм, тоже поступила учиться к нам на курс. Не ограничиваясь сугубо театральными рамками, наш мастер иногда начинала занятия с того, что рекомендовала посмотреть что-то нетривиальное в кино (фильмы Маргерит Дюрас, например), озвучивала ближайшую программу кинопоказов в Польском культурном центре, благо тогдашнее время предоставляло огромное поле возможностей: только успевай всё это «культурное» осваивать и осмысливать.
Несколько раз Ирина Григорьевна приглашала к нам на занятия знаменитую Елену Михайловну Ходунову, исследовательницу творчества уникального Ежи Гротовского, — и тогда «слушания» и обсуждения наших ученических рецензий откладывались: то был тоже своего рода театр! И замечательная дочь Мягковой — превосходный искусствовед Ирина Анатольевна Кулик — тоже как-то выступила у нас, прочитав нам свою «заоблачную» лекцию.
Неравнодушие к студентам проявлялось и в таких нестандартных поступках: как-то Ирина Григорьевна показала учебную работу Эльзы Толмачёвой, рецензию на книгу «Немирович-Данченко», самому автору этой книги — Инне Натановне Соловьёвой! Ведь не каждому придёт такое в голову! Меня рекомендовала как рецензента в разные издания — я опубликовала несколько заметок в газете «Культура» на спектакли Театра сатиры, ТЮЗа.
Преподавала у нас Ирина Григорьевна два года. Затем по каким-то причинам она ушла из института… Но выучке за это в общем-то не слишком продолжительное время мы подверглись изрядной! Не терпела «пофигизма», лоботрясничанья и вранья.
В середине 1990-х годов Ирина Григорьевна организовала при Центральном доме актёра им. А. А. Яблочкиной театральный критический клуб «Молва». Здесь состоялись встречи с актёрами Сергеем Тарамаевым, Ириной Бяковой, Евгением Парамоновым, Оксаной Мысиной и др. Неизменно на «заседания» клуба приглашались и мы, студенты: учились публично говорить, находить точные, ёмкие формулировки, отстаивать свою точку зрения.
О том, что Ирина Григорьевна Мягкова была первоклассным переводчиком с французского, в связи с её уходом упомянули многие… «Оскар и Розовая дама» Э.-Э. Шмитта… На гастрольный спектакль с Алисой Фрейндлих в своё время я не попала… «Зато я буду знать, что был такой спектакль!» И что перевела пьесу наша Ирина Григорьевна! Как критик она была лишена «звёздности»… Именно как критик. Как-то попросила её оценить работу начинающего режиссёра у моих знакомых — на тот момент совершенно не известного никому коллектива. Пришла, посмотрела, дала важные рекомендации. Обсуждали, случалось, и её собственные работы: вышла у неё статья про спектакль «Пучина» в постановке Сергея Женовача — с пристрастием разбирали и статью, и спектакль; в начале 1990-х годов Женовач начинал входить «в моду», работал в знаменитом «эфросовском» Театре на Малой Бронной.
Писательский талант Ирины Григорьевны был отмечен многими: её книгу мемуарной прозы «Чужая девочка» можно читать неоднократно, и всегда с новым интересом. Внимание к театру провинции — неистребимое: от Кудымкара до Советска (бывший Тильзит). А ведь это не слишком популярная сфера деятельности для столичных критиков, особенно после развала Советского Союза! Переживала, что не получила музыкального образования… Подарили ей на день рождения халат (долго думали — решили, что для поездок самое то!): «Преподаватель-несун!» – ёмко резюмировала наша педагог.
Как И. Г. Мягкова нас учила? Что конкретно можно вспомнить?
Вот несколько бесценных рекомендаций: не употреблять слово «задумка» (запомнила на всю жизнь!), очень осторожно — «искромётный». А также вот уж нехарактерное высказывание для критика: «Любой самый плохой спектакль лучше самой хорошей статьи!». Ну и, конечно, чтобы научиться писать, надо писать. «А ты знаешь, как мне трудно приступать к статье?» — поделилась со мной как-то. Вот уж ни за что не подумала бы! С её-то опытом!
В последние годы, когда мы разговаривали с Ириной Григорьевной по телефону, она всегда интересовалась, с кем я общаюсь, как вообще все «наши», про кого я что знаю… «Детка» — так неожиданно было в её устах это «родительское» слово, что я сама удивлялась себе: и почему это я её так боялась?!
Ирина Мягкова с учениками (слева — Александра Мартынова, справа — Эльза Толмачёва и Марина Барешенкова) на презентации своей книги «Чужая девочка» 26 июня 2014 года. Фото из личного архива Александры Мартыновой.
Очень рада тому, что в 2001 году в энциклопедии «Русский драматический театр» (Москва, издательство «Большая Российская энциклопедия») нам с коллегами удалось поместить статьи об удивительных театральных педагогах, театроведах и критиках — среди них наша Ирина Григорьевна Мягкова.
P.S. Институт мы окончили в 1998 году. На нашем курсе — три «красных» диплома: у Марины Барешенковой, Галины Востровой и Екатерины Кисляровой! С нами также учились: Екатерина Березнер, Елена Коврайская, Елена Цапко.
А свой диплом я писала у Натальи Анатольевны Крымовой. Оппонентом была Инна Натановна Соловьёва — вот так закольцевались в моей личной истории наши выдающиеся педагоги!
Всем — вечная память и безмерная благодарность!
Заглавное фото: Ирина Мягкова. Фото из личного архива Ирины Кулик.