Невозможность вернуться

В 2023 году режиссёр Данил Чащин взял в работу пьесу сценариста Анны Козловой «Куоккала», написанную специально для постановки в Театре Наций. Действие в ней происходит в пригороде Петрограда, посёлке Куоккала, во время Первой мировой войны. Действующие лица — представители интеллигенции начала XX века. Со сцены звучит выстроенная литературная речь. Герои носят дорогие украшения, платья, костюмы, шляпки и белые перчатки. Круг их ежедневных занятий — вечера поэзии, философствования, невинные споры и спиритические сеансы. Куоккала — тихая гавань, в которой они пытаются укрыться от надвигающихся ужасов войны, сохранить разрушающийся мир отдельно взятой семьи. В просторном доме со множеством окон живут хозяйка Анна — жена офицера Владимира, находящегося на фронте, их сын-подросток Николай (Ники) и сестра Владимира Лида, а по соседству — доктор Фёдор Гаврилович и молоденькая светская дамочка Туся. Война далека от них и напоминает о себе лишь письмами от Владимира. Привычный тихий мир начинает безвозвратно рушиться, когда глава семейства неожиданно возвращается с фронта. Как жить, понимая, что как раньше уже не будет, а то, как сейчас, — невыносимо?

В атмосферу, предвещающую разрушения, Чащин погружает зрителя сразу. Ненавязчиво доходит до слуха шум воды с Финского залива; на сцене заведомо почти полное отсутствие света; по центру серые оконные и дверные пролёты без стёкол; дополняют мрачную картину чёрные, навечно застывшие бабочки на заднике. Неживое опустевшее сценическое пространство, созданное художником-сценографом Максимом Обрезковым, по первому впечатлению и мизансцене лишено тепла, света, жизни.

Однако в полумраке, во главе длинного чёрного стола, расположенного по центру сценической площадки, пьёт чай женщина ­— её играет актриса Людмила Трошина. Фигура женщины практически срослась с пространством, взгляд направлен в одну точку: с застывшей гримасой боли, она смотрит на себя в старое зеркало. Даже её присутствие не оживляет безжизненности общей картины. Она словно кого-то ждёт, только ожидание почему-то безрадостно. Её первое появление словно уже несёт в себе предвестье трагического финала спектакля.

Эта женщина — мама Анны и бабушка Ники. На протяжении всего спектакля она блуждает по дому призраком, которого никто не видит. Её образ связывает отдельные сцены, он словно напоминание о близости смерти. Людмила Трошина воплощает на сцене беспокойный дух, который не может обрести покоя: переживает она за детей, молится о них, запевает материнские песни-колыбельные. Женщина знает, что грядут страшные события, когда смерть будет забирать тысячи жизней, — новые войны, революции. Своим глубоким беспокойством, соединяющимся с щемящей нежностью, Трошина создаёт образ матери в каком-то глобальном, общечеловеческом смысле этого слова. Она — концентрат материнской скорби всех женщин. Появление духа сопровождается затемнением пространства, утяжелённой минорной мелодией и ветром, начинающим гулять между занавесками. 

На сцене появляется пожилой мужчина, это сильно повзрослевший мальчик Николай (Вениамин Смехов). Он читает стихотворение Давида Самойлова «Выезд», где звучит строчка «Помню — папа ещё молодой». В спектакле часто будут звучать стихотворения поэтов Серебряного века — Гумилёва, Маяковского. Взрослый Николай начинает рассказывать историю своего детства, того последнего счастливого лета, когда вся семья была в сборе, мама устраивала поэтические вечера и спиритические сеансы. А сам Ники был мальчишкой, у которого впереди должно было быть ещё не одно беззаботное лето в Куоккале.

Вениамин Смехов с первого появления на сцене словно несёт внутри себя невысказанную печаль, печать отягощающей тайны, поделиться которой он не может, не готов или не хочет. Зритель вместе с героем погружается в то последнее куоккальское лето. Персонаж Вениамина Смехова пускает нас, возможно, в самые нелёгкие и сокровенные воспоминания своей жизни. Дальше весь спектакль мы смотрим глазами маленького Ники. 

Тем летом он, ещё мальчишкой, бегал по родному, до боли знакомому дому. Юному Ники в исполнении Никиты Загота присущи рассудительность, молчаливая задумчивость. Этот мальчик не по-детски мудр. Часто фразы за ним продолжает герой Смехова, который неспешной, прихрамывающей походкой всегда следует за маленьким Ники. Даже костюмы у них решены художником Викторией Севрюковой схожим образом: бежевые льняные рубашки, вязаные жилетки и серые брюки.

Мудрый голос Ники уже тогда пытался что-то донести до обитателей дома. Удивительно, но мальчик действительно знает и понимает куда больше взрослых. От его матери мы узнаём, что началось это в детстве, когда он оказался между жизнью и смертью: чуть не захлебнулся на озере. Тогда он увидел бабушку, которая «велела кланяться маме». Только женщина на тот момент много лет как умерла.

Тревожные, лишь едва ощутимые предчувствия появляются у жителей дома после последнего сеанса со спиритом Вуйчиком (Иван Добронравов). Вуйчик, застав Ники за тем, как тот подглядывал за сеансом, и почувствовав в мальчике родственную душу, делится с ним «колдовскими» секретами и показывает свою колоду таро. Начинается расклад. Карта, выпавшая Ники, — «повешенный». Это тот, кому никто не верит, но кто находится между двух миров и знает, что будет. У спирита Вуйчека же выпадает «смерть», после чего он отдаёт карты Ники и навсегда покидает дом. С этого момента Ники не выпускает колоды из рук. Странное увлечение мальчика никого не беспокоит, пока он не предсказывает Тусе страдание и скорбь и та не получает известие о смерти любимой кошки. На вечере поэзии выпадут карты смерти на поэтов Гумилёва, Цветаевой, Блока, Мандельштама, Есенина. В это невозможно поверить, ведь все живы и здоровы. Однако две разрушающие силы — смерть и война — проникают в этот дом медленно, но верно, готовя его обитателей к ещё большему горю. 

Через образ вернувшегося с войны Владимира (Дмитрий Чеботарёв) в спектакле наглядно показано, как легко вырвать человека из мирной интеллигентской жизни, поместить в нечеловеческие условия войны и как после всего этого трудно попытаться вернуть его обратно. С фронта вернулся другой человек. Он жил в условиях, где каждый день над головой разрывались снаряды, свистели пули и надо было стрелять, пока тебя не убили, а кругом царила смерть. Вернувшийся Владимир холоден к ласкам жены, не знает, как общаться с повзрослевшим сыном, почти всё время отмалчивается. А когда остаётся один, пытается застрелиться, но не может этого сделать — человеку, стрелявшему в других людей, не хватает духу в последний раз нажать на курок. Попыток самоубийства у Владимира в спектакле будет несколько ­— все неудачные. Темпоритм актёрского существования в этих сценах меняется. Мы буквально видим каждое мельчайшее изменение, происходящее в лице и пластике Дмитрия Чеботарёва. Он словно замедляется, выходя на эти сцены: волнуется, медленно заносит курок, опускает, злится на своё бессилие, его движения становятся дёргаными. Отец, как и его сын, тоже словно отягощён тайной. Когда Владимир решает раскрыться жене, мы узнаём, что на фронте его контузило и он больше не мужчина. Этот факт накладывается на и без того сложные отношения между супругами, которых разделила война. Они ежедневно скандалят, перестали слышать друг друга. Люди, которые когда-то были самыми близкими, резко стали чужими.

Анна Елены Николаевой — типичная светская дама, устраивающая дома развлечения. Однако психологическая линия этого персонажа в спектакле наиболее сложна. Сначала она — хозяйка дома в отсутствие мужа, мать семейства, в неё влюблён доктор; Лида и Туся приходят на устраиваемые ею вечера. Анна — объект притяжения всех персонажей, своего рода сердце дома. Но называть её главной героиней (как в описании спектакля на сайте театра) не совсем верно. Не стоит забывать, что мы смотрим историю глазами Ники, гуляем по дому его воспоминаний. Именно он — единственное живое свидетельство той ушедшей эпохи. Его глазами главная фигура здесь — мать, память бережно запечатлела её образ наиболее ярко. С ней и отношения сложились более тёплые, чем с отцом. Ключевым моментом в раскрытии персонажа Елены Николаевой служит сцена признания доктора, когда он предлагает Анне уехать в Париж, взяв сына. Мы буквально видим внутренние метания героини. «Я в Куоккале как в коконе» — эта фраза сказана от осознания разрушающейся их с мужем семьи. Доктор даёт ей призрачную надежду на счастливую совместную жизнь, миражный шанс вырваться, наконец, из кокона. Неслучайно они выходят на авансцену вдвоём, отгораживаясь белым тюлем от остального пространства дома. Эта сцена, кажется, может многое изменить.

В ней же по-человечески живым, настоящим предстаёт доктор Фёдор Гаврилович. Герой Олега Савцова с самого начала как будто скептически настроен в отношении жизни: рациональный, ироничный, местами циничный. Он признаётся в своих чувствах Анне и понимает, что они могут быть взаимными. Тогда доктор искренне смеётся, обнимает любимую — в этом простом человеческом смехе столько радости жизни, невысказанного чувства. Словно он в первый раз по-настоящему наивно засмеялся. Его жизнь озаряется светом и надеждой. Однако счастья не случится. Анна, узнав о контузии мужа, бросить его не сможет, Владимира снова призовут на фронт, а  Фёдор, с мужским достоинством принимая отказ Анны, надевает на себя маску холодного рационалиста: миг счастья в его жизни закончился и больше не повторится.

Заканчивается последнее счастливое лето. Ники раскаивающимся от невозможности что-либо изменить голосом выпаливает, как из пулемёта, последние,  самые трагические предсказания: папа после войны будет работать швейцаром в гостинице; мама с Ники навсегда уедут далеко от дома; молодых девушек Лиду и Тусю ждёт Сибирь; а доктор умрёт, но перед этим его будут пытать. Дом в Куоккале разрушат солдаты.

Мир, казавшийся незыблемым, развалился, как карточный домик. Куоккала потеряла все признаки прошлой жизни: дом разрушен, обитатели погибли. Оттого и с первой мизансцены спектакля разрушение уже захватывает пространство: окна без стёкол, двери, распахнутые настежь, чёрная грязь, контрастирующая с чистенькими костюмами персонажей, и следы от колёс — бесконечная дорога. Ники, сознающий свою беспомощность и неизбежность надвигающихся событий, просит прощения у родителей за свои предсказания. «Мы прощаем тебя», — говорит мама, и все герои, как завороженные, занимают места на диванчике, держа в руках искусственных бабочек. Только Ники наблюдает за этим со стороны. Дальше они уже сами, словно воспарившие бабочки, идут пить чай с бабушкой. Спектакль закольцевался — мать дождалась своих детей, и это даёт призрачную надежду на то, что, быть может, в ином мире они снова соберутся вместе, как тем последним летом в Куоккале.

«Последнее лето» — это возвращение в родной дом, от которого осталась лишь выжженная земля. Это чувство полного внутреннего опустошения. Люди, перемолотые чудовищными войнами. Чащин сталкивает персонажей с фатальным роком, с которым невозможно справиться. Режиссёр словно задаётся вопросом: можно ли изменить будущее, зная его? Спектакль — ответ: нельзя. Попытка отменить смерть или что-то изменить смехотворно безнадежна в столкновении с роком. Герой Смехова Ники высказал свою главную тайну, исповедался, попытался всех спасти. Только вот выясняется, что далеко не всё во власти человека, даже жизнь близких и твоя собственная. Если выпала карта «смерть», от предначертанного ею не убежать и не скрыться. В финале спектакля мы вновь слышим строки из того же стихотворения Самойлова, и ещё долго эхом будет звучать: «И мы едем незнамо куда, всё мы едем и едем куда-то…»

Авторы

Диана Рафикова